front3.jpg (8125 bytes)


ПИСЬМА ПОСЛЕ ОСВОБОЖДЕНИЯ 6


168. М. П. Сажину. 20. III. 13.

Дорогой Михаил Петрович.

Не знаю я хорошенько, стоит ли теперь посылать вам прилагаемое письмо Nettlati к Stocks2, когда он приостановил свое предположение об издании.

1 К М. П. Сажину.

На всякий случай все же прошу вас просмотреть.—Ваше письмо я получила, но не вижу из него, писали ли вы Марье Исидоровне1 и ее другу Джемсу, или думаете, что я могу им писать сама. На всякий случай напишу ей, ибо это она мне прислала письмо Nettlau.

1 Гольдсмит. 

От Жени получила письмо, но еще не отвечала, а Лидия что-то давно не пишет.

Я здорова, но «томная».

Всего хорошего. Прилагаемое письмо передайте Евгении.

 

169. М. В. Новорусскому.

10. V. 13.

Дорогой Миша! Действительно давно не писала вам и последняя открытка уже много времени лежит на столе, дабы обладательница не упустила, наконец, ответить. Я много занимаюсь: пригласила секретаря и диктую утром 2 часа. Но надо предварительно все восстановить в голове, и это требует напряжения мысли все в одном направлении, и, пустив в ход механизм, иногда уже не можешь оборвать нити и оттого затрата энергии непропорционально велика. Потом час уходит на галеты, да надо погулять minimum час, полтора; так что иной раз рада, что идет дождь и можно справить неотложные дела по переписке.—Я написала самые трудные патетические главы из моих переживаний в Шлиссельбурге, и это так меня мучило и волновало, что, не исчерпав еще всей жизни там,—я обратилась к светлой эпохе в Цюрихском университете, где забавное и наивное молодое переплетается с серьезным, с ростом духовной личности. Теперь уже описано и возвращение в Россию, и возникновение программы и организации «Земли и Воли». Однако, кажется, уже начинаю уставать от постоянного напряжения, от необходимости приготовиться к известному часу, когда начинается работа. Да, нет-нет, наступают очаровательные весенние дни, когда все кругом ликует, и меня охватывает «радость бытия» от свежести воздуха и вида прибрежных гор у прекрасного, всегда нового, синего озера. Тянет в лес, на луга, хочется просто «жить» и «дышать», а не сидеть в комнате! Теперь поля покрылись на склонах гор нарциссами, и когда они все расцветут, то похоже издали на выпавший снег,—так их много...

 

170. Брату Петру

15. XI. 13.

Дорогой брат и друг Петя. Я так обрадовалась твоему письму и оно такое длинное. И снова ты смешил меня, хотя там не было ничего смешного. Смеялась же над эволюцией твоих хозяйственных предприятий. Завод—картошка,— мельница-мучка,—и наконец—свинка-щетинка. Ну, право, это как в рассказе: идет девушка на базар; на голове—кувшин молока на продажу. А в голове (у тебя—в реальности) планы: продам молоко—куплю курицу; будут яйца— будут цыплята; продам цыплят и яйца—куплю теленочка; вырастет—корова будет... трах!!! кувшин с головы летит! разбился, молоко пролито!..

Ты не сердись, но у тебя в роде этого. А улыбаюсь я добродушно, потому что ведь ты все это придумываешь и осуществляешь на свой заработок, и в употреблении его каждый волен. Вот и Коля, на какое-то замечание Ренэ, обращаясь ко мне, сказал: ведь это все на благоприобретенное, не на наследственное!.. И впрямь, ведь он все приобрел в жизни своим талантом и трудом. Да, наше свидание состоялось. Я их встретила на вокзале; они были в нерешительности, остановиться ли у меня? Я была очень рада, что они на это согласились по моему усиленному приглашению. Коля все время был очень мил и мне понравился. Мы провели уютно и тепло целую неделю, и все остались довольны друг другом и всем окружающим. Коля признался в конце, что было жестко спать, но это потонуло в общей приятности совместного пребывания. Одно было огорчительно, что последние дни у меня снова заболела нижняя челюсть, и я не могла уже сопровождать их по магазинам; в Женеву с ними тоже не ездила. Три вечера я им читала из своих воспоминаний. На них они произвели сильное впечатление. На первой главе о Шлиссельбурге (первый день там) они оба плакали; во 2-й вечер читала, какие чувства вызвала у меня весть, что по прошению матери каторга без срока заменена мне каторгой 20-летней, и что через 20 месяцев я выйду из крепости.

Оба были растроганы, особенно Коля—до слез.

В 3-й вечер читала начало главы: «Университет»—тут никто не плакал—не над чем! Коля, как всегда, увлекся, предсказывая громадный успех моральный и десять миллионов богатства. Был разочарован, что я сказала о своем желании, чтоб книга вышла не оч[ень] большая, не больше 25 или, в крайнем случае, 30 листов (480 стр.). И то, по-моему, это длинно и утомительно для читателя. И нечего размазывать: сжатость дает больше силы и вызывает большее впечатление. Целую тебя, милый Петя: я рада, что ты интересуешься моим трудом. А я так хотела бы написать так, чтобы книга жила. К сожалению, я работала еще очень мало—всего-навсего 12 недель, т.-е. три месяца2!

1 Вошла в нетронутом виде во II т. Собрания сочинений,

2 С большими промежутками.

В этот год я отстраню от себя все, что мне мешало до сих пор, чтобы во что бы то ни стало кончить весь труд. Условия благоприятные в смысле обстановки, и я должна кончить, или, в противном случае, признаю себя неправоспособной по отношению к задаче. Возвращаюсь к Ренэ и Коле. Им было, конечно, не оч[ень] просторно в моей квартире, в одной из комнат, со всеми коффрами, картонками, корзинками и гардеробами. Обедали—вне дома, а ужинали дома: Коля стряпал—жарил бифштекс, а я получала хвалы за ризотто, макароны с томатами, и т. д., и т. д. Все это Коля заливал обильно покупной минеральной водой «Eau de Montreux» и непокупной—eau de Clarens из-под крана. Так жили, пили— ели, плакали над воспоминаниями н шутили весело по всяким пустякам. Ездили на Les Avants (1200 м.), и там нас застала русская зима. Мы так были рады, и там было так хорошо. Прилагаю открытку. Завтракали и пили чай там. Не было ни души, кроме нас, в отеле. Только к 4 ч. пришло несколько] путешественников, а до этого—мы считали себя владельцами. Коля и Ренэ пели; особенно хорошо, с подъемом, спела Ренэ романс «Почему эта ночь». Было так просторно в прекрасных помещениях отеля, так бело кругом... Снег падал и падал большими хлопьями, были минуты, когда казалось,—мы отрезаны ото всего, и кроме белой мглы— вокруг ничего нет...

Однако вся эта прелесть—горный ландшафт в снегу и ели, темнеющие на зеленовато-белом (от невполне покрытой снегом травы) поле—дорого обошлись нам. Ноги у нас прозябли, и я простудилась. Ужасные боли в челюсти целую неделю потом (вчера стало лучше) мучили меня, а Коля тоже недомогал в Женеве, куда поехал на другой день. Довольно. Целую тебя и Анну Ивановну целую. Коля уехал 12-го в Париж, где пробудет дней 10, т.-е. до 22—23 (10) XI. А я из-за зубов, которые, вероятно, составляют главную причину боли в челюсти (если это не невралгия, как следствие инфлуэнцы, бывшей у меня месяц назад), еду в Париж в понедельник 17 (/l) апреля; думала ехать позже, но надо развязаться с этой обессиливающей пакостью. Застану Колю еще там. Писать можно на адрес Верочки. Она на старой квартире.

 

171. Н, А. Морозову. 13. XII, 13.

(Ксане пишу отдельно.)

Дорогой Николаша, Твое письмо получила два часа тому назад. Я тронута, что ты меня не забываешь и прощаешь мое молчание даже на твои письма. У меня есть 2 начатые к тебе письма: одно еще с пребывания летом в Beatenberg'e. И ч го-то помешало, а потом продолжать раздумала. Можду тем, мне многое бы надо сказать тебе, и надо сказать, что не особенно приятное. Дело в том, милый Николаша, что ты очень уж расписался. Ты сетуешь, что тебя сократили в 2-х журналах. Возможно, что сократили там, где не следовало, но в общем все тобой теперь напечатанное страдает многословием и растянутостью, которой совсем не было в твой милой книжке «На заре жизни». Даже я, твой друг, не могла всего одолеть и мне было скучно... Когда касаешься старины, надо писать сжато, выбирать выпуклое, не терять время на всякого рода мелочи и длинные описания. Ведь по существу то, что было 35—40 лет назад с нами, не раз повторялось потом в русской жизни и по мелочам рассеяно в умах всех русских людей. Повторение известного скучно, и его можно простить, когда повторено с исключительно большим талантом. Длиннотами страдает твое описание перипетий ареста в Крыму, в особенности отступления о картинах природы, а когда ты пишешь о переживаниях в Двинской крепости, то неприятно резонерство и то, что ты пишешь не от руки, вот сейчас перед печатаньем, а сидя взаперти, ведешь дневник, записывая впечатления и сцены, как бы со специальной целью накопить материал для будущих воспоминаний. Искусственностью веет от всего этого, и растянутость точно напоминает о полистной плате. Не мне одной все это бросилось в глаза, как и то, что ты так злоупотребляешь интересом к тебе лично, как шлиссельбуржцу, то и дело поминая свою жену—Ксаню.

Кропоткин дал нам всем пример скромности в интимных отношениях, упомянув лишь вскользь о своей женитьбе и посвятив всего 5 строк рождению своего первого и единственного ребенка. Я надеюсь, что ты примешь мои замечания, как замечания друга, который, как ты помнишь, всегда приветствовал и восхищался твоим искусством писать просто, кратко и красиво, как написаны: «На заре жизни» и «В поисках философ[ского] камня». Покончив с этим, скажу о более важном. Твоя память оказывает тебе плохие услуги, и, не знай я твоей рассеянности и нетвердости в воспроизведении фактов, можно бы дурно о тебе подумать. Меня поразили два факта.

16. XII.

В предисловии книги: «На заре жизни», которая так обрадовала и тронула меня посвящением мне, как твоему другу на свободе и в тюрьме, я с удивлением прочла на стр. 10—11 такие несовместимые вещи: Через полгода после моего выхода из Шлиссельбурга (что произошло 29 сент. 1904 г.) ты узнал по условленному знаку, что мои рукописи, где была копия с тв[оей] «Зари», застряли в департ[аменте] полиции...

Тогда ты решился передать их собственными силами, пошел в переплетную, смазал желатином, образовался картон, который через несколько лет: 28 окт[ября] 1905г. вывез вместе с собою на свободу!!! Вместо нескольких месяцев ты поставил несколько лет. Как не заметить подобной грубой ошибки? Только твоя рассеянность может объяснить ее.

Второе—важнее. На мой вопрос о голодовке в Шл[иссельбурге], о том, как было у вас решено прекратить ее, ты в письме к о мне пишешь, что в душе дал себе твердое слово - голодать до тех пор, пока хоть один товарищ будет продолжать голодовку. А между тем, я во всеуслышание объявила, что я буду продолжать, несмотря на ваше общее решение прекратить. И только Юрковский, узнав мое решение, присоединился ко мне. Что ты решал в душе, никому неизвестно, но что ты был со всеми, а не со мной и Юрковским—вся наша тюрьма знает. Каким образом бывают у тебя такие lapsus—я не понимаю, и мне кажется необходимым указать на такие возможности. Лучше бы с кем-нибудь проверять такие описания. Ну, вот и все. Я уверена, ты не рассердишься на мою откровенность.

Теперь о себе. Я всего-на-всего работ[аю] над воспоминаниями 12 недель1.
За это время много написала, но все же грустно, что так мало времени могла на

1 В сумме.

йти для этого и что разные разности дергали мои нервы в стороны и не давали возможности сосредоточиться. Трудно это, а иногда и тяжело—воскрешать далекое!—Как всегда бывает с пишущими—мне то нравится, то не нравится написанное. А другие хвалят. Однако внутреннее чутье автора больше значит, чем мнение слушателя, который подходит всегда с своей собственной] точки зрения к тому, что слышит, и требования его всегда не те, что у автора.—А еще меня беспокоит, как слить воедино все, что было мною раньше написано? Во всем есть скорби моей души, есть частица ее: в «Няне», в «2-х встречах», в биографиях товарищей, в «Без приюта», в «Горсти золотa».. везде... Взять отдельные места? поместить все, как главы? Иногда мне кажется, что все это, собранное под одну обложку и не обобщенное в опыт автобиографии, с прибавлением отдельных новых глав, заключающих важнейшие моменты жизни, было бы сильнее, ярче. Ведь каждая вещь, как говорили, имеет свою собств[ственную] ценность, разорять которую трудно и жалко2.Целую тебя.

2 Кажется, в конце концов мне более или менее удалось в 1929 г. слить воедино все отдельные главы.

Твоя Верочка.

 

172. П. А. Кропоткину,

18. XII. 13.

Дорогой Петр Алексеевич. Вашу милую, незаслуженную мной ласку я получила... Будучи в Париже, я слышала от Рубановича, что петиция о заключенных не имела успеха в Англии по разным причинам Но, так как Рубенович] упомянул, что вы думаете, что из Англии идет какой-нибудь приток материальных средств в Парижский комитет помощи каторжанам, то я скажу вам, что мы из Англии не получаем ничего.

В первый год, 1910, благодаря тогда свежему впечатлению от моих выступлений и рассылке памп выпущенного

тогда воззвания, разные лица прислали в нашу кассу фр. 700 или 800, как указано в отчете Антона ьа 1910 г. Но дальше ничего не было, если не считать мелочей от случайных встреч с англичанами в Швейцарии пли отдельных ничтожных пожертвований от прежних знакомых.

Вы писали, что жалеете, что не знали, что я в Париже. А я жалею, что вы так страшно устали, сделав длинное путешествие без перерыва. И что было утомительнее, оно ли, или перерыв в Париже, где не одна я хотела бы видеть вас— сказать мудрено...

Как громом были мы с Егором1 убиты известием о неудаче Брешковской 2. Трудно себе представить, каково должно быть ее психическое состояние теперь. И невыразимо больно сознание, что если не удалось теперь, то нет шансов «впереди. Бедная, бедная бабушка...

1 Лазарев.

2 Бегство.

Целую и обнимаю вас, дорогой Петр Алексеевич, и Софью Григорьевну. Софье Григорьевне напишу отдельно. Хотелось бы узнать что-нибудь и о Саше: вы ничего не пишете о ней.

Любящая вас Вера Фигнер.

 

173. С. Г. Кропоткиной.

19. XII. 13.

Дорогая Софья Григорьевна. Выражая сожаление, что в прошлом году опоздали присоединиться к празднованию, меня просили передать прилагаемое для Петра Алексеевича. И чтоб не итти обходными путями, я посылаю вам, надеясь, что вы не рассердитесь на мое посредничество. Имя expediteur—простой отвод глаз. Хотела послать с оказией, но не вышло.

Вчера я написала длинное письмо Петру Алексеевичу, и, вероятно, он вам расскажет содержание. Напишите мне, как поживает Саша? Как их дела и настроение?

В вашем городе живет Малкина-Острогорская, интересная культурная деятельница, с которой я с удовольствием беседовала о петербургских просветительных обществах. Если вы встретите ее—то имейте это в виду. Я уверена, вы и П[етр] Алексеевич] испытаете то же удовольствие, что и я. Целую крепко. Будьте здоровы и блюдите за здоровьем Петра Алексеевича.

В. Фигнер.

 

174. П. А. Кропоткину

 28. XII. 13.

Дорогой Петр Алексеевич.

Ваше письмо не застало меня в Париже и я получила его уже здесь. Отсюда я писала вам 19-го и ничего в ответ не получила. Но оба эти письма, видимо, разошлись. Обращаться к французам—я не знаю как? Я никогда там и не выступала: трусила. И чтоб ехать туда нарочно—надо верить в успех. В газетах было, что англичане и американцы готовят петицию. Но это ведь будет только демонстрация, а помочь не поможет. Я наведу справки, участвует ли M-me Menard-Dorian, организовавшая уже дважды общую петицию о заключенных, в предприятии в пользу бабушки. Вероятно—да. Спешу, чтоб отослать письмо поскорее. Целую вас.

В. Ф.

 

175. С. Г. Кропоткиной.

28. XII. 13.

Дорогая Софья Григорьевна.

Завтра будет ровно 10 дней, как я послала два письма отсюда: одно Петру Алексеевичу—простое. Другое вам страховое (в 600 frs.) с Exped[iteur] Christophoruff. По адресу на ваши имена—Dr Bernstein Villa Hesperia. Невероятно, чтоб ни Петр Алексеевич], ни вы не ответили целых 10 дней, и я боюсь, не пропали ли? Известите тотчас же, чтоб принять меры. Квитанция страхового цела.

Целую вас. В. Фигнер.

Если это письмо разошлось с вашим, т.-е. вы уже известили о получении страхового на Villa Hesperia, и письмо еще идет ко мне, то, конечно, я получу его завтра. Но теперешнее я хочу отпустить сегодня же, в воскресенье.

 

176 М. В. Новорусскому.

9. I. 14.

Дорогой Миша. Что-то не пишется новый 14 г.: все ошибаюсь—дело идет, как-будто, по-старому. У нас праздники прошли, у вас—в самом разгаре! К тому же съезд по народн [ому] образованию], вероятно, сильно интересует вас. Вот и сестра Родионыча 1 поехала на этот съезд и хотела быть у вас и, конечно, скажет, что все у ней с вами будет и в новом году по-старому: никакой перемены она не хочет. Я думаю, было бы полезно познакомить ее кое с кем, с Ольгой Марковной 2 и с Мариной 3 (я забыла, как отчество старухи). Это поставило бы ее an courant вопросов, интересующих ее. А от меня или от вас (если она не захочет знакомиться), надо сказать им, что необходимо, и я весьма желала бы получать полугодовые отчеты по народному образованию, их ведомости: число учеников и цифру баллов по месяцам данного полугодия4. A Соне, пожалуйста, скажите, что ее письма я получила и напишу ей в Москву ответ.

Давно уж не писали вы мне, Миша, и я вам тоже. Я в этот год кое от чего избавлюсь, чтобы посвятить больше времени литературной работе. Недавно послала для «Русс[ких] Ведомостей]» вещицу: «В лесу»6. Первые годы детства. Ездила на праздниках в Шамуни и наслаждалась снегами.

1 С. Р. Попова по сговору со мной посылала сборы Ростовского комитета помощи каторжанам в Петербург для Шлиссельбурга.

2 Ольга Марковна, жена профессора, урожденная Герценштейн; фамилия, кажется, Фукс; на ней лежала забота о Шлиссельбурге 2-го призыва.

3 Марина Л. (Лихтенштад) занималась тем же.

4 Иносказание об отчетах комитетов помощи.

6 Глава, вошедшая в I т. Собрания сочинений.

Приезжаю сюда, а снег и здесь лежит вот уже 6-й день. Это необычайно здесь, и даже появились сани, на которых я вдосталь накаталась (на лошадях) в Шамуни.

Целую вас и Полю. Будьте здоровы и не забывайте любящую вас Верочку.

 

177. Н. П. и Е. В. Куприяновым,

20. I. 14.

Дорогая Наташа, дорогая тетя. Брат пишет, что вы— у него, и, так как он говорит, что Ната в претензии, что я ей не ответила, то я так испугалась, что сейчас же хватаю перо, опрокидываю стол, стул и чернильницу и, приведя все опять в порядок, начинаю писать. Итак, ваша дружба, Наталья Петровна, не может устоять перед отсутствием письма от меня! Ваша дружба тоже не может подвигнуть вас, кроме адреса на письме брата, черкнуть другу несколько милых строк! Вот она—ваша дружба!.. Говорю с гордостью— я великодушнее вас и письмами не считаюсь, а вас люблю попрежнему, несмотря на вашу злость.

Милая тетя и Наташа. Письма—вещь капризная, вещь длинная, вещь часто 'невозможная, и потому никогда на Верочку не сердитесь: все равно я о вас думаю и у меня па особом конверте давно уже написан даже целый ряд вопросов, которые я приготовила, чтоб вы, тетя, как хранительница семейных преданий, разрешили, написав мне ответы. И раз уже Наташина претензия раскевелила 1 меня, то я сейчас же все их запишу вам, а Петя, быть может, тоже что-нибудь вспомнит по поводу их.

1. В каком уезде Уфим[ской] губ. (кажется, Уфимской?) были именья или именье дедушки Христоф[ора] Петровича 2? Как оно называлось? Сколько десятин земли было там, какую ценность оно представляло?—Мамаша, конечно, преувеличивала, говоря в детстве нам,—что оно стоило 200 тыс.

1 Так говорила няня—Наталья Макарьевна.

2 Куприянов.

2. В каком году умер дедушка? Кажется, в 61 г.?

3. В каком году дядя Петя В1тшел в отставку и приехад в Христофоровку? Как ьазываегся учебное заведение, в кот [ором] учился дядя (кажется, в Пб [Петербурге] в артилл[ерийском] училище)? В каком году начал служить в Тетюш[ском] у [езде]? (кажется, миров[ым] судьей?)— знач[ит] в 64 или в 65 г.??

4. Сколько десятин земли было во всем христофоровском именьи (до раздела между детьми дедушки)?

5. Куда делась, кто такая была Елизавета Петровна Куприянова, портрет которой вы мне прислали1?

Няня всегда говорила об обоих портретах:—Это — Даниловы. Не об ней ли только? Не вышла ли она за Данилова? И как нам приходится «блаженный чудак» Данилов по процессу 193-х? Какие Даниловы и откуда явившиеся наследовали после Елиз[аветы] Васил[ьевны] Бажановой (мать ее Александра Фед[оровна], урожд. Данилова2)?

6. Не слыхали вы о существовании Катерины Денисьевны—матери? или бабушки? Христофора Петровича? О ней я слыхала анекдоты насчет ее строгости («Кто малым недоволен, тот большого недостоин»).

7. В каком году родился наш отец Ник[олай] Ал[ександрович]? и в каком мать?

8. Сколько земли было в Никифорове до прикупок отцом у Кирпичева (я слыхала, по 11 рбл. за десятину), и еще кого-то, кого именно? до покупки, уже матерью, земли Кононова (т.-е. та земля, кот[орую] мать взяла себе из наследства от дедушки)?

9. Дом из Христоф[оровки] был перенесен в Никифорове, должно быть, в 63 г., в зиму 62/63, ибо он не был еще готов, когда осень [ю] 63 г. я поступила в институт. Зимой 62/63 г. мы жили во ф шгелях, и Ольга родилась в 63 г. во флигеле, где были цветн[ые] стекла в окнах, а я, Лиденька,

1 Умерла рано.

2 Родная сестра бабушки Настасьи Федоровны Куприяновой,

Варенька и Вера Ив[ановна] Малинина 1 жили и оч[еиь| С1радали от зимнего холода во флигеле, где потом было училище.

10. Не знаете ли, тетя, от какой болезни умер наш отец?

11. Когда родился брат Петя? это спрашиваю уже просто потому, что вы его спросите, он у вас под боком, если вы еще в Москве-. Пожалуйста, передайте мои приветствия Екат[ерине] Ив[ановне] и Алеше с Олей 2. Рада была бы узнать от вас о них.

Целую вас крепко обеих и надеюсь, тетя Лиза, что вы мне объясните все, о чем я спрашиваю 3.

1 Вторая моя гувернантка.

2 Перимовы.

3 Все полученные сведения использованы в V т. Собрания сочинений, в главах: «Родословная», «Отец», «Мать».

Ваша Верочка, ленивая, редко пишет

и

вообще страдает всеми пороками

и

несколькими добродетелями. Пришлю и домик, в кот [ором] живу в Clarens. В следующий] раз в Казань пришлю вам снимки—меня снимали любители из своих и Шамуни.

 

178. Брату Петру.

20(7). I. 14. Clarens.

Дорогой брат Петя! Сейчас получила твое письмо и деньги. Благодарю тебя. В этот раз немного опоздал, а из Пб [Пете] бурга] тоже всегда присылали к 1-мy, а теперь до сих пор еще Лидия не выслала. И я уже осматривалась семо и овамо на случай, если придется занять. У меня всегда остается запас, но часто друзья занимают, и все мое теперь и бегах на несколько месяцев.—Ты прав и хорошо сделаешь, что поедешь на свадьбу племянницы 1. Тебе следует сделать при этом попытку и указать Лиде, что, ведь, она многим обязана отцу, и может быть к нему хотя бы внимательной. Другая наша племянница по Коле, Соня 2, что в Италии, состоит со мной теперь, посла отъезда Коли, в переписка: пишет восторженные письма, которые меня пугают, п. ч. я люблю простоту в отношениях.

1 Лидии Фигнер, дочери брата Николая и Медеи, которые в то время были уже в разводе.

2 Дочь брата Николая от первого брака.

 

Я по просьбе Коли дана ей перевести на итал[ьянский] яз[ык] мой рассказ «Без приюта». Будет помещен в газете «Tribuna» . He знаю наверное, но газета очень распространенная, кажется, консервативного направления, и я не понимаю, зачем и как они поместят мой портрет и мою биографию? Она пишет, что они желают этого, и она просит прислать. Все эти портреты в газетах обыкновенно такие рожи, что смотреть страшно; а биографии заключают всегда в рамки. Она просит и еще моих произведений для перевода, но я, ведь, не писательница для широкой публики. А воспоминания надо будет дать с большим разбором, п. ч. надо большое знание русс[ких] условий, русс [кого] рев [олюцио] нного и обществ[енного] движений, и психологом, так как там есть вещи тонкие, и, как говорят, места и страницы—художественные. А Соня—человек другого мира и др[угого] склада, чем я. Многого, мне кажется, она и не поймет, да и надо иметь талант для хорошего перевода, особенно такой книги, какова будет моя.

..................................................................................

Ну, ты верно знаешь, что я ездила в Шамуни. Это на высоте 1050 метров. С t°—23°. Всюду снега, чудная местность у подножия господина Монблана, царя Альпов. Пробыла 6 дней у знакомых, которые пригласили меня туда, и провела время так, как, право, не проводила за все эти 10 лет!

Милый Петя! Да! ведь 29 сент[ября] этого года будет уже целые 10 лет, понимаешь ли—10 лет, как я вышла из Шлиссельбурга. Значит, еще 10—и я буду глубокая старуха. Это ужасно, если я буду больная, хилая и некрасивая... Я хочу бытьт, как тетя Головня, которую я звала «живописной старухой». Милая тетя Лиза—хорошая она была... Как раз и вчера вспоминала о ней, писала о ней: о том влиянии, какое имело на меня все ее поведение и вся ее жизнь с 63— 70 гг. Ее пример запечатлелся во мне навсегда. С какой простотой и с каким мужеством совершили они переворот в своем образе жизни, во всех привычках избалованных людей! Как упорно работали для своего будущего и для будущего детей! Теперь, когда я перебираю все, мне часто приходится думать и о каждом из вас. Что запомнили вы из прошлого? Те ли факты, кот[орые] действовали на Меня9 сохранились и запечатлелись у вас? Как жаль, что я не могу расспросить каждого и «вашим»—проверить и, быть может, углубить «свое».

Целую тебя. Завод тебя немного беспокоит. Но, ведь, все скоро войдет в норму и будет хорошо. Целую Анну Ивановну, а прилагаемое отдай Наташе и тете. Если они уехали, то отошли им, пожалуйста, в Казань.

 

179. М. В. Новорусскому.

6. II. 14.

Милый, милый Миша! Так я рада получить от вас бодрое письмо. Вы-то уж никогда не способны впасть в уныние и прострацию! Конечно, и я не навеки буду прикована к горам здесь. Всему есть мера. Я сейчас работаю на всех парах и (о, если бы!), быть может, кончу к осени свой труд. Получу денежки и буду двигаться, смотреть то, что упустила видеть в прошлом. Так хочется побывать в разных концах; так завидую вам. А красота здесь—непостижимая. Вчера ездила неподалеку: в «Les Avants». Мы сидели 2 дня в тумане, а там, на расстоянии 30 мин[ут] по электричке,—блистательное солнце. Я шла без пальто, в платье легком. Но что было поразительно, так вид тумана на озере. Я возвращалась пешком (1—1/2 ч ходу), спускаясь, и вот было зрелище, какое бывает с аэроплана, когда он выше облаков и с него смотрят на них: на озере было целое непрерывное небо из кучевых облаков. Так необычайно, так прекрасно!

Милый Миша, прошу вас, пожалуйста, полугодовые ведомости, кот[орые] пишите, без особых просьб присылайте. Буду заочно целовать вас за исполнение этого.

Беспокоит меня неизвестность, незнание, как и что?

Целую и Полю. Целую милого Мишу. А я мечтаю о Кашире.

Некоторые круги страдают хронически параличным унынием. Какие неприятности у Морозова? Мне писала Вера Дмитриевна.

Пожалуйста, присматривайтесь.— О непоздравлении не горюю. Фрол писал, но оч[ень] мало. Собирался сюда.

 

180. Е. В. Куприяновой.

18. II. 14.

Милая тетя! Ваше письмо я получила вчера, когда совсем уж собралась наводить у брата справку о том, получено ли мое письмо с 1001 вопросом. Благодарю вас за исполнение просьбы, а то, что промедлили—это не важно; я только боялась, как бы не пришлось в другой раз выписывать все мои недоумения. По поводу вашего письма я хочу еще спросить вас кое о чем.

1. Что делал дядя Петя с 62 г. до 66? Неужели только хозяйничал?

2. Когда вы с ним обвенчались?

3. Когда был арестован Мечислав Фелиц[ианович]1? и когда Головни венчались?

1 Головня.

4. Не рассказывал ли дядя Петя чего-нибудь о Елиз[авете] Петровне?

5. Разве Христофоровка не была, как и Никифорове, переведена дедушкой на имя мамаши? Я всегда думала так, что она сама разделила Христофоровку между братом и

сестрами! Не знала я и того, что у нее была доля в Христофоров ке.

6. Сколько десятин в Кононовской земле. NB.

7. Как зовут брата отца моего и как отыскать его? В как[ом] уезде Нижегородской] губ. было родовое именье Фигнеров? Ардатовск[ом] или Арзамасском? Оно было запродано отцом крестьянам, а акт продажи заключала мамочка.

8. О деятельности моего отца не слыхали ли вы чего-нибудь? Как мировой посредник как действовал он?

9. Не знаете ли чего-нибудь о родителях отца? Как звали, имя и отчество его отца, моего деда? Как урожденная бабушка по отцу?

10. Каким образом дедушка мог отпускать на волю христоф[оровских] крестьян, если именье было детское наследство от Наст[асьи] Фед[оровны], нашей бабушки? и

11. Как объяснить название «Христофоровка», если не от имени дедушки оно произошло.

12. Вы, конечно, знаете, что мы до Христофоровки жили в Мамадышском уезде, «в лесу», как мы обозначали в семье жизнь там. А до этого, где жили мои отец и мать? Где она вышла замуж?

13. Где родилась я? Я считаю, что в Христофоровке, до нашего отъезда в Мамадыш[ский] уезд. Мамочка всегда говорила, что большая сосна перед балконом посажена ее матерью, а аллея еловая в дальнюю беседку посажена ею (и она уже существовала, когда из Мамад[ыш] мы переехали в Христоф[оровку]). Мне при приезде в Христ[офоровку] было 6 лет. Дом был перевезен в 62/63 г., зимой, тогда он не был еще готов и мы прожили зиму в 2-х Никифор|овских] флигелях, а осенью 63 г. я поступила в институт.

14. К зависимости от того, где я родилась и где меня крестили (крестной матерью была Елиз[авета] Александровна Фигнер, а крест[ным] отцом не помню кто. Не дедушка ли Христоф[ор] Петр[ович]?), у меня к вам большая просьба. Коля пишет, что казенная палатка для приписки меня к сословию мещан требует удостоверение: место, год и число рождения моего. Так не можете ли вы попросить священника в Никифорове] посмотреть книги метрич[еские] за 1852 год, июнь или начало июля (если не сейчас же крестили). Я считаю днем рожд[ения] 24, а мамочка считала 25 июня. Метрич[еское] свидетельство мое погибло, т. е. попало в архивы полиции, и отыскать его невозможно. Выдано оно было только в 58 году, как я хорошо помню (из чтения этого документа), и это-то наводит меня на мысль, что его выправляли в Никиф[оровской] церкви после возвращения из Мамадыш. Хотя возможно, конечно, что перед отъездом из Мамад[ыш] как раз его и выправили. Вы, тетя, за труды обещайте священнику вознаграждение, независимо от результатов, и заплатите, потом сочтемся через сестер.

Если не метрич[ескую] справку с подписью и печатью священника в Никифорове, то, я думаю, он мог бы найти запись о моем бракосочетании 18 октября 1870 года. Я думаю, при венчании обязательно сказано было о моих летах, и он на основании этого мог бы дать удостоверение. Если старые метрич[еские] копии не в Никифорове], а в Казанской консистории не съедены там мышами, то, быть может, из Казанской консистории можно получить удостоверение в том, что я родилась в таком-то месте, в таком-то году, такого числа, от дворян (это нужно), правосл[авного] вероисповедания (это нужно). ^Так как Казанская консистория к вам ближе, то лучше сначала навести справку там, где и как можно получить подобное удостоверение, и потом уже действовать. У вас есть знакомые адвокаты, они, быть, может, сразу укажут вам путь, так как ведь в практике часто случаются утраты метрич[еских] свидетельств] и как-нибудь их да восполняют.

Еще я боюсь, что казенная палата поднимает историю, как меня писать? разводная жена или мещанская девица?

Это будет такая канитель! Но пока этот вопрос она не ставит, я думаю, нечего об этом загодя думать.

Извините, милая тетя, что я обременяю вас этими новыми писаниями и хлопотами. Но это прямо неизбежно. Я просила Колю съездить в департамент полиции, где, конечно, имеют все данные для разрешения этого вопроса. Но если не сделают там, то это единственный путь. Чтоб вам не хлопотать даром, запросите, пожалуйста, письмом Колю, был ли он и дали ли ему из департамента] сведения: о месте, годе, числе моего рождения и сословии, и пусть он вам телеграфирует, надо ли искать удостоверений обо всем этом в Казани и Никифорове]. Наташа мне ничего не написала. Не собралась еще или еще не простила, что я ей не ответила во-время? Ой, уж эта переписка—заедает. Целую вас. Вы такая страстно-любящая мать, что и время вам не поможет, милая тетя. Это какая-то катастрофа была, нежданная, казалось, невозможная. Но внученок вас все же утешает и радует, и любовь ваших дочерей, беспредельная преданность Наташи—разве это не сокровище бесценное? Прилагаю фотографию «моего» домика для Наташи. Я проколола ее, и, на свет если посмотреть, увидите мои окна и балкон. На другую сторону дома выходит окно из кухни; оно на север. Его не видно. Дом смотрит на озеро, на горы, на юг, юго-запад.

 

181. М. П. Сажину.

19/17 II 14.

Дорогой Михаил Петрович. Получила ваше деловое письмо. Передайте, пожалуйста, Василию Ивановичу1, что я ничего не имею против печатания биографий, написанных мной. Но очень хотела бы просмотреть их, п. ч. написаны они в 907 г., и мне кажется, что в литературном отношении было бы полезно прочесть и, быть может, кое-что изменить и них. Я совершенно уже не помню конструкцию их.

1 Семевский

Не знаю, технически, затруднительна ли присылка их мне? И если удовлетвориться только корректурой—можно ли зачеркивать или вставить хоть небольшие абзацы. Если можно это, то тогда, конечно, для издателей удобнее прислать лишь корректуры. Я их не задержу. Будьте добры, выясните это, и сообразно с тем, как найдете возможным и лучшим, пусть так и сделает Вас[илий] Ив[анович]. Во всяком случае надо поставить год, когда биографии написаны. (Вознаграждение, как я давно уже писала, должно прежде всего иптти на покрытие тех трехсот рубл[ей], которые мне выдали—как вы знаете, из выручки за Галлерею1).

1 «Галлерея Шлиссельбургских узников», изданная в пользу нуждающихся шлиссельбуржцев.

Прилагаемое письмецо передайте Евгении, от нее я вчера или 3-го дня получила письмо.—Я понемногу работаю и подвинулась довольно далеко в писании. Да! я на-днях послала Лиденьке открытку, в которой, не зная, что биографии могут быть помещены в журнале, высказываю желание, чтоб Вас[илий] Ив[анович] мне их прислал. Теперь, после вашего письма, руководитесь только тем, что я пишу вам.

Обнимаю вас и желаю быть здоровым. В. Ф.

 

182. Н. П. Куприяновой.

21. II. 14.

Милая Наташа. Сегодня получила твое письмо и, чтобы не ограничиться одними благими намерениями, тотчас же принимаюсь беседовать с тобой. На-днях я получила письмо тети с ответом на мои вопросы и послала ей новые: теперь она одна—хранительница семейных преданий, поэтому невозможно ей избежать этих письменных хлопот. Да, вопросы связаны с писанием воспоминаний. Я подвинулась в них очень далеко, хотя есть пропуски. Я описала уже детство и отрочество, генеалогию, воспитание дома, институт. Психические влияния; настроения после института; отъезд за границу; обращение в социализм. Оставление университета, годы 1876 и 77, т.-е. первая попытка поселения Самаре—все это описано уже, и тут: «стоп!» идет промежуток и начинается: 1) Суд идет! 2) Первый день в Шлис[сельбурге]; 3) первый протест—карцер; 4) 2-й протест— голодовка; 5) третий протест—«погоны»; 6) казнь Балмашева; 7) объявление о 20-летнем сроке; болезнь матери и настроение за 18 месяцев ожидание выхода... Вот пока что написано. I. Весь период Народн[ой] Воли—еще не тронут. II. О жизни в Шлиссельбурге -—еще необходимо поместить несколько глав. III. Отъезд. IV. Реакция—от тюрьмы к свободе—тоже требует описания. Видишь как еще много работы и, пожалуй, самой трудной. Я здорова, кроме зубов. Они не болят в обычном смысле, но та болезнь луночек, кото[рая] была в тюрьме, в Нёноксе и в Христоф[оровке], недавно опять мучила меня и, кажется, кончится только с разлукой с последними зубами. Дантист (в ноябре) пожалел в последний раз дергать (2 выдернул, а еще 2 пожалел, которые уже больны), а они уже дают о себе знать. Живу я до крайности уединенно. Некуда и выйти. А главное нет компании для прогулок. Не люблю я сидеть в комнатах и беседовать, а люблю соединять общение с людьми с удовольствием быть среди полей, лесов и т. п. А здесь все какие-то дряхлые и «дохлые»: колченогие, как я их зову. Не любят, и говорят, что не могут ходить. Ну а меня еще тело мое легко носит и я на воздухе чувствую себя живой и веселой. А дома ты знаешь, я живу без прислуги: все делаю сама, включая и пищу. Femme de menage приходит раз в неделю на 2 часа, чтоб натереть паркет и выбить пыль. Питание, конечно, незатейливое, но я не замечаю ослабления организма и делаю это не из экономии, а потому, что это отнимает времени немного и, когда я занята хозяйством, моя мысль непрерывно работает в прежнем данном ей направлении. А если бы я ходила куда-нибудь обедать, то это очень отвлекало бы меня от того, чем мысленно я занята.

Но я выхожу, потом, на прогулку, и если гуляю одна, то продолжаю обдумывать то, что надо. Оттого-то я и могла так много написать, отдавая бумаге чрезвычайно мало времени. Всего-навсего на это пошло: в 1912 г. в конце его—6 недель. В 1913 г. всего-навсего 6 недель—апрель и часть мая, и в дек[абре] 13 г.—1 неделя, да в этом январе и февр[але] 1914г. я работала2 недели. Итого 15недельпо2часа в день; по воскресеньям, да часто и на неделе, не работала вовсе. Главный труд—в уме все сгруппировать, обдумать и, так сказать, написать... потом уж есть готовая формулировка, чтоб занести на бумагу. Зато эта «работа в уме» берет много времени и требует очень и очень сильного напряжения; после этого приходится надолго бросать. Вот тебе немножко из моей жизни.

А еще слежу за газетами: 1 анг[лийская] (маленькая); 1 франц[узская]; «Речь» и 2 рус[ские] рабочие газеты. Журналов читаю 4 и 5. Теперь занялась еще очень парадоксальными сочинениями Шестова (литературная критика). Отдельных книг мало прочитываю—не успеваю да и слишком бы они отвлекали от предмета работы. Приходится себя постоянно регулировать.—Переписку свою я стараюсь довести до минимума—все в тех же целях. Что поделаешь! Надо работу кончить, поскорее, во что бы то ни стало. Ну, целую тебя, милая Наташа. Ты говоришь, что ты неподвижна, но ты очень подвижна в пределах своей неподвижности, которая есть только оседлость.

Твоя Верочка.

Мне холодно, т.-е. не мне, а рукам, оттого письмо написано так некрасиво: перо прыгает. Вчера и 3-го дня окна и дверь на балконе весь день были открыты, и теплынь была удивительная, а сегодня—сыро, серо, серо, солнца нет. А я уже перестала топить. Ненавижу выгребать золу, руки от этого страшно портятся.

По временам я встречаю здесь собак, похожих на моего Лучка, твой прекрасный подарок.

Жаль мне его, бедного Лучка,—умер! но оставил воспоминание.

Когда я писала тете, я забыла спросить, как попал дядя Петя в артиллеристы? Разве он не был в артил[лерийском] училище? Разве с сочинениями] Черныш[евского] и Писарева он познакомился в кадетском корпусе??

Ответь насчет институт[ских] карточек категорически, чтоб уже не спрашивать больше.

NB. Разве у Александры] Алекс[андровны] Знам[енской]1 нет какой-нибудь моей институтской карточки? Узнай и пересними. У меня только есть с чайником за самоваром.

1 Урожденная Делярю, училась в Казанском институте с IV класса одновременно со мной.

 

183. Брату Петру.

14. Ill 14.

Дорогой брат Петя. Твое письмо и деньги по лучила: ты аккуратен, как хронометр, который не испорчен.Ты всегда пишешь особенно, не так, как сестры. Очень верно в кратких чертах охарактеризовал сестриц. Ты назвал их старушками, но знаешь, ни одна женщина не любит, чтоб ее называли старушкой, и ты хоть видишь, но молчи. Отец Усов был профессором зоологии и у них именье было в Саратовск[ой] губ.; к ним раз и ездили Ермолаевы, завлекли и меня. И было очень смешно, что потом Ерм[олаевы] мне рассказывали, что Усов, познакомившись, увидав меня, сказал, что он таких радикалок не видал. Другими словами: представлял себе, что все они безобразные, неопрятно одетые и т. д.

Относительно жизни «в лесу». И ты, и Лиденька называете Василия, а я помню имя Прокофья. Это у вас из общего разговора выплыло, или у каждого самостоятельно? Мне показалось, я твердо помню, что крепостная Дуняша вышла потом замуж за Прокофия, и что так и говорили: Прокофьева Авдотья. Милый Петр, нет ли у тебя в документах, как .тали отца папаши и его мать? И как имя брата отца, который где-то в Оренбурге был или в Ташкенте? И нельзя ли мне

отыскать его, написать ему? Мы ровно ничего не знаем о дедушке и бабушке с отцовской стороны, и мне нужно бы кое-что узнать.—Разве ты считаешь стыдным, что сообразно духу века детей родители наказывали розгой и плетью? Стыдно за родителей, по-моему, а не за детей1. Не знаешь ли, нет ли каких-нибудь документов, из которых можно бы увидеть место и год моего рождения2? Ты, верно, знаешь, что казенная палата теперь для приписки требует от меня удостоверения об исповедании, возрасте и даже,кажется, о происхождении от дворян. Уж не знаю, как кончится эта история с припиской, и не меньше ли формальностей приписаться к крестьянскому обществу, хотя бы Никифоровскому? Все документы в свое время захватила полиция, а теперь даже департамент] полиции говорит, что сведений таких у него обо мне нет. Что за нелепость!

Эту зиму я все простужаюсь, понемножку—это правда, но таких вещей прежде не было, и это скучно. Вот и сейчас нездорова, схватила грипп.

Продолжаю писать, хотя все щемит, что недостаточно хорошо пишу, и что может быть неинтересно для широкой публики.Все так зависит от настроения! Недавно читала в «Заветах» воспоминания Писарева3 и не могла сплошь читать, так скучно показалось мне: звучало таким архаизмом. А теперь, когда сама описывала тот же период—взяла снова эти воспоминания, и в рамках моих—они вдруг осветились для меня иначе, и я нахожу их уже иными и любопытными. Верно, и с моими воспоминаниями будет то же самое: будут казаться то скучными, то интересными.

1 Брату Петру было неприятно, что в г л. «Няня» (в I т. Собр. соч.) я писала, что отец применял к нему и к брату Николаю телесное наказание.

2 Я всегда писала, что родилась в Тетюшском у. Казанской губ. Между тем гораздо вероятнее, что в Мамадышском у. Мое метрическое свидетельство было помечено 1858 г., годом, когда мы выехали из последнего, и в виду этого родители, вероятно, и взяли для всех детей такие свидетельства.

3 Александра Ивановича Иванчина-Писарева.

Целую тебя и шлю поклон Анне Ивановне. Ты не писал мне, как теперь идет пущенный тобой завод? и вообще акклиматизировался ли ты в Москве, или нет?—Нравится ли жизнь в ней, или нет? Рада, что «В лесу» тебе понравилось.

Твоя Верочка.

 

184. М. В. Новорусскому.

22. IV. 14.

Дорогой Миша! Всегда рада получить от вас слово. А сегодня как раз у вас пасха: одна знакомая (в Швейц[арии]) прислала в 8 ч. утра ехрrеss'ом кулич и пасху, да такие вкусные, что прямо трудно оторваться. Я живу, обуреваемая колебаниями: то отчаиваюсь, что из моего писания ничего не выйдет выше среднего (а его и без того в литературе великое множество), то питаю надежду... Вообще, вижу, что много надо поработать, и что текст, уже оч[ень] и оч[ень] разросшийся, надо считать лишь первоначальным наброском. Потом пойдет: конденсация, фильтрация (хо!), чтоб не было фотографично. Ведь фотогр[афия] скучна.

Целую вас. Верочка.

 

185. Брату Петру.

15/2. V. 14. А посылаю только 20-го.

Дорогой брат Петя! Получила твое письмо и деньги. Благодарю тебя.

Ты хорошо сделал, порывшись в семейном архиве: тетя Лиза на мои различные вопросы написала, между прочим, что первоначальное Никифорове было получено матерью от дедушки. Выходило, что, кроме доли в Христофоровке, ровной с дядей Петей, тетей Лизой Головня и Варенькой (100 дес.), мать имела от дедушки 237—238 десятин в Никифорове]. Мне было это немножко неприятно, п. ч., мне казалось, мать считала справедливым одинаковое наделение всех наследников. Теперь ты пишешь, что есть документ о покупке отцом в 55 г. этой земли, что изменяет дело. Кстати, я помню, что отец не раз говорил, что после смерти все передаст мамочке для того, чтобы она не зависела от детей, и никогда в разговорах не проскальзывало, что часть никифоровской земли и без того принадлежит ей. Я хотела бы только удостовериться—не было ли это фиктивная купчая, сделанная дедушкой Христ[офором] Петровичем на имя отца! Но тогда было бы естественнее совершить ее на имя матери. Ты по купчей можешь видеть, кто был до 55г. владельцем этих 238 десятин. Непременно напиши мне. Для меня из ответов тети Лизы Купр[ияновой] было новостью, что мамаша получила 100 дес[ятин] в Христ[офоровке] и продала их дяде. Я помню, она говорила, что разделила все поровну, но я почему-то думала, что дележ был между тремя.

Мне необходимо знать, в каком уезде было и как называлось родовое именье отца в Нижегородской] губ., ликвидированное матерью: в Арзамасском или в Ардатовском? Непременно напиши это. И к т о был дедушка Александр Александрович??? Сейчас у меня гостит знакомая1. Три года тому назад мы встретились в Париже, и с тех пор она так нежно и постоянно заботится обо мне, что я чувствую к ней глубокую признательность. Начиная с какого-нибудь теплого капота, если я пишу зимой, что в квартире холодно, и присылок разных сластей, меду собственных пчел и т. п. (к рожд[еству], пасхе, рождению и именинам) и кончая литературными новинками и сообщениями о разных художественных течениях, выставках, театральных представлениях и т. п., я получаю беспрестанно от нее письма с вопросами о том, здорова ли, как живу, и в каждой открытке столько милого попечения обо мне, что только Александра Ивановна оказала мне столько же любви и ласки. У них обеих есть общие черты и э т а напоминает мне часто ту, которая поглощена теперь внучкой и очень, очень редко пишет мне, иногда по полугоду не отвечая на мои ласковые воззвания.

1 Софья Николаевна Володина—мой друг.

Ежедневно мы занимаемся: я диктую дубликат воспоминаний с начала их. Необходимо иметь 2 экз., а главное, произнося мел ух и следя за общим течением мысли, я выправляю первоначальный текст, кое-где сглаживая слог. Тут часто спор возникает из-за какого-нибудь «но» или «а», запятой или многоточия. В одиночестве иногда остаешься в нерешительности, как лучше, звучнее: «пора придет» или «придет пора»?..— и теряешь время. Тут поспорим, скажу и так, и этак —ну и решишь. Некоторые главы у меня вышли хорошо. Глава: «Мать», наверное, понравилось бы тебе. Коле я ее не читала, она написана уже после него. Иногда хочется послать первую часть рукописи тебе, Коле и сестрам для поправки и возможных дополнений, но тогда надо сделать еще 3-й экз., а еще я боюсь, что кто-нибудь и чужой будет читать, а я не хочу. Во всяком случае, печатать верно еще не так скоро придется: все говорят, что надо, чтоб отлежалось; надо на время забыть все, что написано, и потом заново прочитать, чтоб острым взглядом заметить недостатки. Я в некоторой нерешительности—ехать ли к нам этой осенью, к зиме, или следующей весной? Квартира у меня оставлена до 15/2 ноября, и в августе я должна сказать, оставляю ли ее до мая или нет. В моем труде совсем не затронут весь период «Народной Воли» с осени 79 г. до моего ареста в начале 83 г. О Шлиссельбурге не написаны многие главы, как: «Сожженные письма»; «Работа на Музей»; «Смешное» 1. Не написаны главы: «После Шлиссельбурга»...

1 Это вовсе не было написано.

Ты, ведь знаешь, что я хотела уехать отсюда лишь тогда, когда кончу все. Но иногда мне так тяжело здесь! И ведь главная часть—в смысле количества, да и по психологическому интересу (развитие личности и Шлисс[ельбург)—закончена.

Неужели же томиться и надсаживаться здесь из-за остального? Неужели в России я не получу новых импульсов, которые поднимут энергию и, быть может, сделают мой литературный труд даже лучше? Целую тебя и Анну Ив[ановну]. Напиши мне, Петя, теперь же; не заставляй ждать 2 месяца. Прошу тебя.

Верочка.

 

186. Брату Петру. 7. VII. 14

Дорогой брат Петя. Спасибо за письмо твое от 26 мая стар, стиля. Там есть интересные для меня сведения. Сейчас, перечитывая его, я остановилась в недоумении. Ты написал: «Дед наш Александр Александрович был полковник. Приписался он к казанскому дворянству, проживая в г. Казани, по личным заслугам...». Что это значит? Разве он не был дворянином по происхождению? или это значит только то, что из дворян Нижегородской губернии он причислен к казанским по личным заслугам (может быть, это официальная формула при приписке в дворяне другой губернии??).

Разъясни мне это, пожалуйста. А также, не видно ли из бумаг твоего архива, как величали отца нашего деда, Александра Александровича Фигнер, полковника, о котором ты пишешь? Хочется забраться в генеалогию, п. ч. по тем брошюрам, которые Лиденька прислала от Коли, происхождение непосредственно от партизана исключается с полной ясностью. Но у него могли быть кузены, и надо бы знать: были ли у Самуила Самуиловича, отца партизана (Александра Самуиловича), братья, родные или двоюродные, и как их звали?

Напиши, что знаешь.—Если бумаги у тебя в Никифорове, то ты взял бы их в Москву—ведь немного их. При себе—это целее будет.

Ты, я думаю, еще не выслал мне деньги, а тут вышла комбинация, что я получила 400 frs. для одной посылки— как раз та сумма, что ты должен бы послать. Поэтому отошли их Лиденьке или отдай ей лично, если она у тебя- она писала, что выедет 1 июля, т.-е. через 6 дней от сегодняшнего, а я, одновременно с письмом тебе, пишу ей, куда л должна выслать эту сумму.

Имей в виду, что курс теперь за границей так низок, что я теряю каждый раз 2 1/2 р. на твоей посылке, меняя деньги здесь. А если бы ты посылал переводом, то я не теряла бы, ибо русский курс фиксирован гораздо выше. Ты говорил, что отсылка заставляет тебя, не ленясь, приложить и письмецо ко мне, и я всегда очень рада получить от тебя писание. При переводе этого нельзя, и если это лишит меня твоих писем, то я согласна терпеть убыток. Но, быть может, ты соберешься с духом и будешь посылать и письмо, хотя деньги будут переводом.

Нынче мое рождение, и сестры из Пб [Петербурга] уже  прислали поздравительную дань, но от Ольги и я ничего не получала со времени ее отъезда в Туапсе. Это меня даже беспокоит: никому—ни слова!

День твоих именин близок, и я должна заранее обнять и поцеловать тебя. Быть может, письмо-то как раз и попадет в этот день.

Целую также и Анну Ивановну.

Твоя Веруша.

 

187. Брату Петру,

16. IX. 14.

Дорогой брат Петя. Вот какие стряслись события в Европе. Оказались задетыми все. Здесь, за границей, русские претерпели страшные беспокойства, оставшись отрезанными и без денег. Я-то живу отшельницей, а те, кто был в сумятице русских колоний, потратили много нервной силы в пересудах о своем положении. Теперь масса уже си пяла, так или иначе, да и общие условия международных ношений и кредита улучшились. Но все же сидишь и ничего не знаешь, газеты и письма последние недели стали приходить, но с опозданием на 2 недели из России, на 12 дней—из Парижа. От Верочки было 3 сентября нов. стиля. Она интерном при госпитале в Париже, имеет комнату и 50 франков в месяц. Пишет, что деньги от матери получила, да ее патрон ей дает кое-какую практику, которая что-нибудь дает. Таничка1 удрала 29—30 июля старого стиля, и я от нее имела письма из Корфу и со штемпелем Константинополя. Странно, что она с тех пор не нашла нужным известить о себе. Доехала ли она до вас и когда?— Ты уже знаешь, что я была больна: по совету знаменитого хирурга Ру сделала операцию. После этого долго чувствовала слабость, и говорили, что очень побледнела и похудела. Но теперь поправилась почти совсем, и ранка поджила благополучно и благообразно. Только настроение было все скверное. А теперь я живу со знакомыми2, где есть дети, очень милые, и семья очень благоустроенная: нет суеты и тихо.

1 Стахевич.

2 Докторесса Р. И. Гавронская (в Les Avants).

Это над Glarens (адрес мой прежний: от квартиры я еще не отказалась и она за мной до середины января нов[ого] стиля), близко, но выше, местность лучше, много прогулок, чудный воздух и есть с кем гулять. Я была так одинока в Glarens, что тоска меня глодала. Я надеюсь, что уже только несколько месяцев отделяют меня от вас. Ты не посылай мне денег, пока я не напишу; пока у меня есть—уплатили мне кое-какие долги и я не тратила, когда кроме твоих денег получала за статьи. Отложила их для расходов при отъезде, и на первых порах понадобится на многое. Теперь буду тратить эти деньги, которые у меня в банке франками, а потом напишу или телеграфирую тебе. Ты откладывай или, если хочешь, передавай на хранение Лиденьке. Надеюсь, ты не посылал на сентябрь—окт[ябрь]. Я посылала письмо об этом Мих[аилу] Петр[овичу] 3, чтоб он тотчас же написал тебе или переслал мое письмо. От Лиденьки я получила неделю назад письмо по приезде ее в Пб [Петербург] и деньги, с сообщением, что Коля больше не будет посылать, так как его дела ухудшились. Я, ведь, ты помнишь, сама предлагала, но ты не захотел.

3 Сажин.

Как-то сложатся общие условия в будущем? Верю, что будет лучше. Не может в народной жизни пройти бесследно такая полоса. Россия выйдет из нее выросшей и окрепшей.

Много думается и о том, найду ли я себе место в жизни?

Целую тебя и Анну Ивановну. Лиденька тебя, конечно, посвятила в наши планы жить вместе. Право, я более не могу быть одной.

Твоя Верочка.

 

188. М. В. Новорусскому.

11. XII. 14.

Дорогой Миша. Я очень в долгу у вас. Ваше письмо, оставшееся безответным, и вашу последнюю открытку, посланную во время войны, я получила и все не писала вам! Это бессовестно; но я надеюсь вознаградить вас потом устными беседами. У меня было много пертурбаций: я покорно трусила, что операция1 меня обезобразит, и прошло 6—7 недель, пока я успокоилась. Что делать—я нахожу, что старость и без того есть безобразие; к чему же ей прибавлять ущерб еще?! Два месяца меня пригревало в горах чудное солнце на небе, а на земле солнечная теплота дружеского отношения, которое я нашла в семье одного больного человека, в цвете жизни пораженного параличем нижней половины тела—без надежды когда-либо взять одр свой и пойти 2!

1 На щеке.

2 Леонтьев.

Там я поправилась физически и окрепла духом или, лучше сказать, стряхнула тот гнетущий пессимизм, который мучил меня в июле и августе. 1 1/2 месяца назад я спустилась с гор в свою квартиру, а теперь нахожусь накануне ликвидации ее. Через месяц перееду в Лозанну—я думаю. Нет моих сил жить дольше в таком одиночестве. Я уже продала свою мебель (отдам ее только к 1 янв. стар, стиля) и с горестью предвкушаю хлопоты по укладке тряпья, книг и мелочей. Я ненавижу укладку! и нахожу, ч го эго в будущем обществе надо поручить мужчинам в наказание за долгое господство и за жестокие войны, виновниками и зачинщиками которых являются всегда они (кроме Троянской войны). Впрочем нет! из-за Елены все же мужчины подрались! Целую вас.

В.

Привет вашей жене и пожелания успехов в деятельности по делу раненых1г (Вольно-Эк[ономического]
общ[ества]).

 

189. Сестре Лидии.

15. I. 15.

Дорогая Лиденька. Я переехала в Лозанну и мой адрес: 18, rue du Leman, Pension Embdt. Lausanne. Для телеграммы, конечно, достаточно 18, rue du Leman. Lausanne. Да и для писем тоже достаточно. Устроилась дешево и очень удачно: по 4 1/2 frs. в день, с отоплением и электрич[еством]. У меня балкон большой, и комната большая, на юг. Соседей, можно сказать, нет: американка, глухая старуха, и швейцарка-учительница, от 8 утра до 5 вечера .занятая в школе. Во всем этаже других жильцов нет, и тишина день и ночь —могильная.

Новый год русский встретила уже здесь с Марками2; днем взяли от меня всю мебель, а в 3 ч. с Егором 3 отправилась в Лозанну. Ночевала у Веры Самойл [овны] 4, а наутро уже устроилась в этом тихом убежище. За столом всего нас четверо да хозяйка. Она с кухней, столовой и т. д. в нижнем этаже, и там какой-то красноносый старик. Вот и все население. Улица тоже тихая. Трамвай идет ниже на другой улице, и станция его в 3 минутах oт меня.

1 В госпитале.

2 Марк Натансон и его жена Варвара Ивановна.

3 Егор Лазарев.

4 Гоц.

Вчера одни знакомые, жена твоего знакомого, Обер[учева], смутили меня своими сборами в Россию с невесткой и внучкой - 1 1/2-годовым ребенком. Предполагали они ехать на Бриндизи и оч[ень] звали меня с собой. И я оч[ень] склонялась, чтоб попусту не жить здесь. А вечером объявили, что раздумали, боясь попасть в военный кавардак, ибо в газетах пишут о выступлении Италии и Румынии. Но все же и хочу заранее предупредить тебя, как я буду телеграфировать тебе (а не Коле, ибо ты более сидячая на месте) в случае моего выезда. Ты знаешь, что Коле в департаменте говорили, чтоб я известила о времени и через какую границу поеду. Сообразно с этим, получив депешу из Лозанны или откуда-нибудь с дороги—все равно, ты должна тот час же дать знать Коле, чтоб он известил департамент. Телеграмма будет самая короткая, без лишних слов. Она будет заключать название пограничного города или местечка, а время вы выведете из месяца и числа отправки депеши. Ведь они должны знать месяц, а не точное число, которого нельзя и определить. Недавно человек, уехавший из Лозанны, был в Бухаресте на 9-й день отсюда и телеграфировал сюда в этот день: «route toute praticable»—видимо, наладилась дорога и русские всё продолжают уезжать домой. Из Бриндизи едут по пятницам и приезжают в понедельник в Салоники (4 дня морем едут). Так ехала и семья а дно ката, и недавно одна знакомая.

По вашему совету вещи все возьму с собой: коффр и 2 чемодана, оба легкие, да ящик с книгами.

Письма от Верочки и Танички я получила. Наконец-то племянница разрешилась—собралась написать мне. Очень желаю поскорее узнать, поехала ли Вера в Харьков для экзамена или решилась держать в Петрограде? (Как неловко писать это название!!).

Ты писала о Перимове и Куприяновых]. Верно, виделись вы. А я все не могу ответить Наташе на ее заказное. Уж теперь, конечно, напишу в Казань—они, должно быть, вернулись, Что касается Коломны, то мне трудно жить без кусочка «природы», и Сашечка так хвалила Каширу, с Окой, бором, ягодами и грибами! Ее дача стоила 180 р. за 6 мес., ведь это не дорого? Верно с мебелью? и это целый дом. В полгода мы ориентировались бы. Да, впрочем, чего загадывать—где? когда не знаешь—когда? Да еще можно и утонуть в дороге. Целую тебя, моя милая. Сестер, братьев и обеих девочек тоже. Сер [гею] Григорьевичу] привет.

Твоя Верочка.

Мне отдали один долг, и я надеюсь насчет денег быть обеспеченной или займу, а в России отдам. «Русс[кие] Записки» получила. Отчего ни Марки, ни Егор не получают?? Они просят.

 

190. С. Г. и П. А. Кропоткиным.

15. I. 15.

Дорогая Софья Григорьевна и дорогой Петр Алексеевич.

Ваше письмо я получила и все были рады ему, что Петр Алексеевич не болел эту осень. Я выбралась 13/1 из Clarens, ликвидировала свою квартиру и переехала в Лозанну (18, rue du Leman, 18), в ожидании моего отъезда в Россию. Не хочу более жить за границей: одиноко ц бездельно. Марк с женой, Вера Самойловна Гоц и Сергей Андреевич Иванов живут здесь, но, может быть, двое последних уедут в Париж, где жизнь вошла более или менее в норму и где они могут быть полезны в каком-нибудь деле помощи нуждающимся там.

Что касается касс, то относительно кассы Аитова можно сказать, что местные группы во Франции и Бельгии совершенно бездействуют, п. ч. все впали в стесненные обстоятельства. Но к началу войны у нас было наличных тысяч 7 фр., и кроме того есть взносы, переведенные прямо в Россию, в размере 400 руб. ежемесячных, и одна тамошняя группа имеет бюджет тысячи три руб. в год и не прекратила существования. В Швейцарии, в Лозанне, комитет не прекращал деятельности по сбору; в Женеве думают возобновить их. В общем же, конечно, средства сократятся и в виду этого с 15-го года, вероятно, объединятся администрации комитета и секции (бывшей для ссыльно-поселенц[ев]). Раньше они были раздельны, п. ч. иначе оч[ень] хлопотно было бы;  ну а теперь работы меньше. Можно сказать, что, благодаря невозможности делать переводы денег в Россию, для ссыльно-поселенцев все посылки за время войны прекратились, и пока еще не наладили способы препровождения.

Но клиенты Аитова, для которых деньги посылались большими суммами для дальнейшего распределения на местах, пока получают попрежнему.

Но все это дело за последний год порасстроилось, Имея в виду свое возвращение, я с 914 г. передала ведение в руки тех, кто здесь останется, чтоб еще при мне установился известный порядок, но результаты не оказались блестящими: очень велики трудности доступа к тюрьмам—в этом главное несчастие, и я даже смотрю на этот дефект, как на неизлечимый. Торкаешься в глухую стену, и за 5 лет я утомилась на этом торкании.

Думается, что амнистия после войны все же будет и тюрьмы опустеют. Быть может, всего необходимее будет денежная помощь для того, чтоб подняться с мест людям. Но тогда я буду уже в России.

Что сказать вам об общих знакомых? Егор ожидает всяких благ от этой войны: сокрушение милитаризма, справедливого раздела колоний, демократизации государствен[ного] строя во всех европейских] странах и много другого. Он выглядит плохо, оч[ень] тяготится фермой: рад бы развязаться, да нет покупателей. Срок его высылки кончился, и он мог бы вернуться в Россию. Марк здоров, а Варвара Ивановна часто прихварывает простудными болезнями. В общем, русские колонии оживились: постоянные рефераты о войне: Ленин, Мартов, Троцкий, Алексинский, Зурабов (бывший член Думы, с.-д.), Герш, Оберучев и многие другие выступали в Лозанне и в Montreux с изложением своих взглядов на войну; издаются в Париже «Мысль» с.-р., "Голос" с.-д. и в Швейцарии «Социал-Демократ» Ленина; везде комитеты помощи застрявшим русским. Словом, в муравейниках движение.

Целую вас обоих и желаю здоровья и осуществления надежд. С новым годом. Ваших молодых1 приветствую.

 1 Александра Петровна Кропоткина вышла замуж за эмигранта Лебедева.

В. Ф

Все друзья шлют вам обоим привет.

 

191. Н. П. Куприяновой.

18. I. 915. Лозанна.

Дорогая Наташа. Наконец-то я собралась написать тебе. Твое заказное я получила давным-давно, но все не могла засесть за письмо к тебе. Я ликвидировала свою квартиру, продала мебель, сложила в порядке свои книги и костюмы и, оставив у друзей громоздкие вещи (коффр и т. д.), налегке переехала в Лозанну: 18, rue du Leman, 18, куда ты и можешь написать, когда придет охота. Я живу в пансионе, на всем готовом, и устроилась покойно и недорого. Благодаря отсутствию иностранцев, в моем этаже, кроме глухой американки, нет никого, за исключением одной оч[ень] милой девушки—соседки по комнате, и ее нет дома весь день. Здесь несколько моих друзей живут недалеко, и я пользуюсь светскими удовольствиями: вчера была в cinema.— В 4-й раз в жизни. На этот раз пьеса была не такая банальная, а техника сделала громадный прогресс с тех пор, как в 908 году я с Женей и Мих[аилом] Петровичем] в первый раз была в Женеве в таком увеселительном заведении. Обыкновенно я не могла высидеть до конца, но вчера, с 2 знакомыми, отсидела всю порцию. Недавно одни господа собирались ехать на Бриндизи—Дедеагачи и меня звали, и я одной ногой была уже в воздухе, но они раздумали, и я у разбитого корыта. Думаю, было бы полезнее не i> более, не жить без определенных] занятий здесь, а поспешить домой—верно, и мне нашлось бы место в общей жизни, или по крайней мере я снова начала бы искать этого места.

Трудно путешествие, конечно, но люди не ждут и едут. Те, кто по болезни или другим причинам прикован к
загранице, завидуют каждому отъезжающему—всем нудно проживание в благополучии и бездействии, когда в России все работают; не только город, но и деревня, судя по журналам, оживилась и растет духовно. В журнале Миролюбова1 читала об отношении крестьян к отмене винной монополии и радовалась. Ну, целую тебя и тетю Лизу— уже не за годами свидание со всеми вами.

1 «Ежемесячный журнал».

Твоя Верочка.

 

192. Брату Петру.

7. II. 15. 18, rue du Leman, 18. Lausanne. Suisse. Дорогой брат Петя. С тех пор, как ты не посылаешь денег, ты перестал и писать мне, а я тоже не могу вспомнить, когда в последний раз послала тебе письмо! Это нехорошо с обеих сторон. Сестры не забывают меня и писали, что недавно ты был в Петрограде и что ты стал совсем седой. А я, вот, никак не могу поседеть и завидую всем старым англичанкам, которых вижу: у них волосы белые и кажутся мне необыкновенно красивыми;

От сестер ты, конечно, знаешь, что я ликвидировала свою квартиру и переехала в Лозанну. Адрес мой стоит в заголовке этого письма. Не знаю, как долго останусь здесь, ибо собираюсь совсем покинуть Швейцарию и соединиться с вами. Поэтому не удивляйся, если получишь телеграмму с просьбой встретить меня на вокзале. Это в случае, если я поеду южным путем: Бриндизи (Италия), Салоники (Греция) и т. д. Бухарест, Яссы—Унгены (граница Румынии и России); другой путь—северный: Париж, Лондон, Ньюкэстль, Берген (Норвегия), Христиания, Торнео (граница Швеции и России), Петроград. Стоимость пути почти одна и та же; время в пути на юге 14—16 дней, на севере 8 дн[ей]. Но как в сказке, в одну сторону поедешь—-коня потеряешь; в другую—сам погибнешь. На юге— того и гляди балканцы вступят в войну, и пойдет такая завируха, что трудно будет проскочить—может выйти громадная задержка. И никто не знает, когда Румыния начнет свое выступление. А на севере—немцы клянутся топить все, что смогут, и предостерегают и нейтральные страны, что их пароходы и суда могут «по недоразумению» быть взорваны. Я на-днях чуть не уехала, когда 3-го дня вдруг появилось это объявление от германского адмиралтейства, а два дня до этого под ряд газеты сообщали о взрывах в Ла-Манше. Пришлось отложить до выяснения положения. Из-за этого потеряла хорошую попутчицу на юг, а без спутника или спутницы не очень легко будет в пути, п. ч.  ведь это только кажешься сильной, бодрой, а на деле эти качества неустойчивы и изменяют при всяком напряжении. Теперь все будет зависеть от степени безопасности от мин на севере и военных перипетий на юге, с одной стороны, и от того, в какую сторону найдутся подходящие попутчики. Правда, у меня есть связи в Болгарии и Румынии, а на севере—в Лондоне и Христиании, так что и одна не пропаду без помощи. Поеду ли туда или сюда, Коле буду телеграфировать для мероприятий по разным формальностям, а тебе буду только в случае приезда в Москву (уже из России телеграфирую). Сестры пишут, что Верочка1 теперь в Москве ради экзаменов. Наконец, она у нас встанет на свои ноги; и то, чего мы с Лидией не сделали— не стали докторами,-—осуществилось почти через полстолетия (!) в лице ее дочери. Как изменились с тех пор условия поступления в университет! Как было трудно мне в материальном отношении, не говоря уже о том, что жизнь сложилась бы во многом иначе, если бы отец пустил меня за границу тотчас после института. Ведь я просила его об этом осенью 69 года, через 3—4 месяца по выходе из этого монастыря; просила все время, весной 70-го. Но нет! Боялись они дать мне итти новой дорогой!

1. Стахевич

Сейчас получила письмо от одних предполагаемых попутчиков: они собираются ехать югом в начале февраля старого стиля. Числа 3[-го] выедут на Италию, если путь будет свободен. Если это сбудется, то к 20 февр[аля] стар.стиля я буду на границе (Унгены) или близко к ней (потому что ведь нельзя предвидеть всех дорожных случайностей). Проехавшие этим путем писали, что поезда всегда переполнены.

От Montreux до Brindisi сутки езды; морем до Салоник 4 суток; на 9-й день (выезда из Лозанны) были телеграммы из Бухареста сюда, если прибавить сутки до границы, то выходит 10 дней до России, а по ней еще много!

Ну, братику, целую тебя. Сердце у меня прыгает. Неужели буду скоро в России, буду с вами?!

Твоя Верочка. Ан [ну] Ив[ановну] целую.

Пароходы из Бриндизи ходят только 1 раз в неделю по пятницам: в числах 12, 19, 26 февраля нового стиля, затем 5 марта, 12-го и т. д. Попутчики могут не собраться и тогда не поспеют к пароходу 19/6 февр[аля], тогда весь расчет на предыдущей странице [письма] передвинется. Все же, если поеду югом и не попаду на границу к 20 февр[аля] стар, стиля, то попаду неделею позже, т.-е. к концу месяца буду там. Лишь бы не вспыхнули Балканы. А тогда придется ехать севером.

Крепко, крепко целую тебя и всех сестер и брата.

 

193. Е. В. и Н. П. Куприяновым.

14. III. 1915 г.

Дорогая тетя Лиза и Наташа.

Вот я и в России, и впечатление, пока, довольно дикое. Уж отвыкла я за 8 лет от вида русских городов, и даже Петроград показался мне грязным провинциальным замухрышкой; грязный снег покрывает улицы; везде возы его, и лошади плохие и одежда очень сродная с общим видом Греции, Сербии, где сразу после Италии чувствуется иной мир, и говоришь себе: «восток!»...

А Нижний со своими торговыми улицами, не похожими на европейские, и костюмы, шапки, бороды—все кажется необычным; совсем другая ступень культуры. Вы уже знаете, как меня недружелюбно встретили власти 1, и если бы еще это было не после крайне утомительного 10-дневного путешествия через 5 государств, из кот[орых] одно в периоде долгой войны!

1 В Унгенах меня арестовали и увезли в Кишинев, потом в Петербург, где через 10 дней выпустили и прикрепили к Нижнему, который я выбрала, как место жительства.

И то диво, что, несмотря на эту войну, путешественники могут безопасно проехать там без особых приключений, хотя кругом деревни в развалинах, население в лохмотьях, города, маленькие и несчастные, в глубокой грязи, а сыпной тиф, холера и оспа разгуливают во-всю. На меня напали только белые звери, не знаю, сербского происхождения или русского (в Унгенах, Кишиневе, где пробыла 4 суток в тюрьме, или в 3 кл. до Пб [Петербурга]), так что тело мое и пятнах, но не от тифа, а от зверства этих подлых животных. Целую вас. Коле сказ[али], ч [то] я могу быть везде, кроме мест, объявленных на военном положении, и без всякого надзора. Но документ у меня—только проходное свидетельство.

Ах тетя, если бы достать копию с бумаги, кот[орая] была мне читана в Никифорове в 906 г. от 20/VI, где было объявлено, что через 4 года могу приписаться к кк [какому- нибудь] обществу!!!!!, а то все препятствия.

Пишите на адрес Пети. Целую вас. В. Ф.

До навигации буду здесь.

 

194. Брату Петру.

22. III. 15,

Вот это хорошо! приятно было получить от тебя письмецо в первый день праздника, дорогой Петя. А я сижу одна в целой квартире после обеда, на который была приглашена доктором Либиным. Накануне он принес мне отчеты общества распространения народного образования в Нижегородской губ., и я подробно расспросила его о положении дел этого общества, так как оно существовало еще в мой первый приезд в Нижний и в нем участвовали Женя и Мих[аил] Петр[ович]. Потом я внимательно рассмотрела отчеты и, кажется, приходится признать, что после разгрома 905— Об года оно теперь лишь восстановило, и, быть может, даже не вполне, то, что было сделано (по отношению к библиотекам) обществом до этих годов, когда Народный дом был закрыт, а общество совершенно не работало. Зато появились некоторые новые предприятия, напр., детский сад в Нижнем. Число библиотек, которые общ[ество] могло открывать в уездах, в общем, не велико—библиотеки 4 в каждом из 11 уездов губернии. В нашей Казанской, кажется, нет такого общества, а между тем устав нижегородского очень упрощает организацию и открытие библиотек в деревнях. Нашей Ольге не пришлось бы так долго возиться со своей, если бы подобное общество существовало в Казани. Свезу Наташе в Казань устав нижегородский. Быть может, там устроится что-нибудь в этом роде. ^Судя по газетам, теперешний губернатор лучше предыдущих.

Женя не могла видеть воочию моего устройства, хотя в квартире была. Я переехала в день ее отъезда. Теперь-то мне очень удобно, пока все хозяева отсутствуют. Но потом—боюсь, что будет сутолока. Хозяйка до чрезвычайности добра и внимательна, но у нее 3 детей подростков и, насколько я могла заметить, хозяйка—«не хозяйка»: много лишней суетни и беготни в доме, и из-за меня им придется потесниться, чего я не хотела бы. И прислуга не придерживается никакого определенного порядка насчет еды: говорит, что для этого нет определенных часов. Оттого, конечно, выходит беспорядок, а я ведь привыкла к дисциплине.

Ключи привезла Распопова1, и я вынула свое драповое пальто. Дня 3 назад было тепло, и я думаю: пора снять шубу. Но потом опять вернулся холод. Сегодня утром была вьюга, но, когда в 2 ч. я вышла, стояли лужи, хотя и не столь глубокие, как 3 дня назад.

Меня забросали цветами: образовалась целая выставка: 2 горшка роз, 1 желтофиоль, 1 гортензия, 3 горшка гиацинта и еще 1 горшок с гиацинтом и нарциссами, который я оставила Распоповой. Коля нашел у нее большой голос, и хорошо поставленный: на Фоминой она снова едет в Петроград к нему условиться о выступлениях в Народном доме.—Ключ никифоровский лучше бы прислать мне с оказией до Юрочки2. Вера3 живет близко от Веры Дмитриевны4.

1 Знакомая.

2 Сын Ольги.

3 Стахевич.

4 Лебедева.

Целую тебя и Анну Ивановну.

Твоя Верочка

Рада, что будет садовник.

 

22. III. 15.

195. М. В. Новорусскому,

Дорогой Миша. Много надо написать вам. По поручению вашему еще ничего не сделала, п. ч. только 1 раз была на Покровке. А вот сегодня я говорила о вас с членами общества распространения народного образования и удивилась, что вы, будучи здесь лектором, не вошли с ними в тесное единение. Вы могли бы быть им очень полезны в иных направлениях, п. ч. они открывают библиотеки по всей губернии и устраивают отделения общества в уездах. Напишите мне, будете ли в это лето в Нижнем или ваша задача исчерпана? и не хотите ли—я вам пришлю отчеты этого общества за 12 и 13 год? Я вчера их изучала; а завтра поеду на выставку картин художников-рабочих в Сормово. Воды на улицах и на Оке очень много, и с непривычки меня это смущает. Вообще, я никак не ожидала, что 8 лет отсутствия до такой степени повлияют на меня. Все здесь мне кажется странным, необычным и, увы! неприятным. Бросается в глаза совсем не европейский характер городов, не евр[опейские] костюмы, не европейские лица. Все женщины кажутся толстыми, пухлыми; мужики—волосатыми и одетыми a la сербы, и женские одежды архаическими. Улицы ужасные, дома—крошечные... Низшая ступень культуры, бедность во всех формах быта—бьют в глаза и напоминают Грецию и Сербию. Высадившись в Салониках, сразу мы очутились вне Европы, и невольно вырвалось восклицание: «вот Восток!» и это же восклицание непрестанно просится на язык и здесь. Хороши здесь: кипяток в самоваре, соленые огурцы, а в тюрьме—гречневая каша и кислая капуста...

Прислуга, о которой заграничные русские вспоминают с умилением, действительно простодушна, она не жалеет своего труда, своего времени, но не жалеет и чужого времени. Если хочешь пообедать в 1 час, то заказывай, что будешь есть в 12, а когда тебе пора спать (в 10 ч.), то в 9 тебе подадут: 1) жареного леща в сметане; 2) гречневую кашу со сливками и 3) пареную брюкву с чухонским маслом... О, Русь! Святая Русь! как тебе не быть ленивой?!

Мне уже прислали из Москвы и «Переписку Тургенева граф [иней] Ламберт», и «Клич». Тургенев поразил многими неправильностями языка, который в его повестях и романах я считала образцовым; да и многими взглядами. Брюзжит он о своем здоровье и о том, что отжил, на протяжении всех писем, и это в 43 года! Вообще, я стала меньше его любить после всех этих ламентаций! А «Клич» пока только осмотрела.

Теперь я больше стремлюсь к тому, чтоб интервьюировать публику и не давать ей интервьюировать меня. Вот вас не удалось поинтервьюировать—очень уж я была усталая да и времени было мало. А надо бы о многом спросить.

Ах, Миша, все-то это внешнее, а о внутреннем—стыдно (быть может, до поры до времени, пока все не перебродит) да и не следует говорить, потому ч го ведь всегда надо оставаться врагом праздных слов.

Целую вас. В. Прилагаю еще листик.

 

196. М. В. Новорусскому.

23. III. 1915 г. Нижний.

Миша! Вы проповедуете на страницах «Речи»: «что мы можем добывать (или делать) сами», не завися от заграничных стран. Итак я желаю воспользоваться вашими советами, но не в области производства хлороформа или деланья пуговиц из казеина, а в области культуры лекарственных растений. В самом деле—я хотела бы сделать опыт посадки их в деревне. Не задаваясь на первых порах коммерческой целью, я хотела бы знать: 1) какие растения в аптеках доставляются местной русской агрикультурой; 2) в каких губ. и уездах занимаются ращением этих лекарств [енных] растений, 3) куда их сбывают (склады, аптеки в столицах, губерн[ских] городах); а затем, какая существует литература по эт[ому] отделу и руководства, как, где и что сеять и садить.—С своей стороны, здесь я обращусь к агрономам чрез посредство доктора Либина. Но возможно, что у вас есть какие-нибудь сведения на этот счет и даже планы. Пожалуйста, напишите свое мнение или дате сии куда бы мне обратиться. Оч[ень] хочется не даром проживать лето в деревне. У брата есть садовник, а земли тоже достаточно. Я могла бы затратить некоторую] сумму на книги, на семена и на обработку. Буду ждать скорого деловитого ответа.

Поклонитесь вашей жене. В.

Мой адрес. Студеная, дом Кривавуса.—-Тот самый, где вы были в 906 г., только во дворе.

Судьба!

Сообщите, № вашего дома 38 или 32???

 

197. Брату Петру.

23. III. 15.

Милый брат Петя! Я сейчас пишу Новорусскому, который озабочен независимостью России от заграничных рынков, и спрашиваю его советов насчет культуры лекарственных трав. Я хотела бы сделать опыт в деревне. Надеюсь, ты одобришь мою инициативу. Я выпишу семян, а ты позволишь мне выбрать место, и не дашь ли сам каких-нибудь указаний насчет места, где важно сделать посев. Я очень хотела бы предпринять что-нибудь полезное для деревни и воспользуюсь услугами садовника. Целую тебя. Буду осаждать агрономов и все аптеки, чтоб к отъезду иметь необходимые сведения.

Твоя сестра.

 

198. Н. А. Морозову.

23. III. 15. Студеная, д. Кривавуса. Нижний.

Дорогой Николаша! Я прочла 2 твои фельетона и спешу заявить тебе свое мнение. Мне они понравились. Фельетон «После победы» заражает грустным настроением, а это ли не признак, что вещь хорошо написана? А другой фельетон «В окопах» очень живо рисует подземную жизнь в окопах, а я порадовалась, что тебя, шлиссельбуржца, так радушно встречали и что происходило сближение, которое, ты думаешь, будет поддерживаться и дальше... Я тебе позавидовала—как это у тебя хватает физических сил на все эти передвижения и сношения! Я думаю, я не была бы в состоянии выдержать такое напряжение. Ты знаешь, в Петрограде видела всех наших; Лопатин, по обыкновению, расширил себя так, что никому не дал слова выговорить, и хотя был очень мил, много потратил общего времени на «советы», которые в конце оказались совсем ненужными. Лука усмехался добродушно попрежнему, большой, добрый и скромный. Новорусский осолиднелся, раздался, раздвинулся, но хорош своей деловитостью и энергией. Я подарила ему орех Potomogethon... и т. д. уж и не выговоришь (и, верно, что-то пропустила и что-то прибавила)—с Боромейских островов на Lago Maggiore. Очень любопытный плод водяного растения. В Шлиссельбурге] я видела рисунок его у Келлера, а когда была на этих остр[овах], увидала целую корзинку на берегу. Не знаю, на что употребляют их жители этих чудных маленьких островов: Isola Madre, bola Pescatori, Isola Bella. Там была вилла вельможной дамы из семьи, кот[орой] принадлежат эти острова, и чудный сад с тропическими растениями, а садовник такой любезный, что рвал и давал нам веточки и листья всех растений, которые поражали нас. У меня долго хранился лист камфарного дерева, от кот[орого] исходит приятный запах камфары при трении. Было одно хвойное ползучее растение, устилавшее буквально весь склон полянки сада. Магнолии поражали своей громадной высотой и богатой кроной. Но в Крыму ты, конечно, видал не меньшие.—Был и Панкратов]. Признаться—он..., и наружно совсем оплебеял. Помнишь, он подписывался: «Плебей». Жена, видимо, за ним не смотрит, и зубов у него недостает.

Ты, верно, будешь смеяться, что я так откровенно выражаюсь, но ведь это, говоря с тобой. Уезжая, я не взяла с собой никаких адресов, кроме адресов сестер, и теперь колеблюсь, 32 или 38 № дома, где Новор[усский]. Кажется 38? Извини, что я вкладываю письмо к нему в твое. Отошли, пожалуйста, ему. Целую тебя и Ксаню. Теперь, когда я в России (и меня уж не выживешь из нее!), мы, разумеется, увидимся и узнаем друг о друге все, что интересно знать.-— А пока прощай.

Твоя Верочка.

 

199. М, В. Новорусскому.

[IV]. 1915 г. Нижний.

Увидаться здесь—будет довольно гнусно: второпях, вне домашней обстановки. Лучше приезжайте оба в Никифорове. У меня там в саду павильон под липой с террасой. Одна комната (есть и печка) и 2 отделенья маленьк[их], для умыванья одно, а другое я предназначала для девушки, чтоб не спать одной. Я бы вас принял туда, чтоб вам быть вдвоем, а в нескольких] саженях—дом брата; подумайте об этом. В мае—я буду одна монархом над всеми домами, и в мае хорошо там! Потом будет брат Петр с женой на месяц или 2 раза по 2 недели, приедет Ольга Ник[олаевна] и, может быть, привезет с собой кого-нибудь. Но домик—мой, и я никого не пущу, кроме своих гостей. Одно неудобство—дорога стоит рубл. 25 в один конец (считая извозчиков м т. д.) Так сестры считают. Если вас это не остановит, я была бы очень рада и буду хорошей хозяйкой.—Будете  целый  день свободны от каких-либо надоеданий. Ольга посылает кухарку, так что не будем страдать без прислуги— что с сестрами иногда бывало. Морозов обещает приехать. Не знаю только, когда, да ему из
Ярос[лавля] прямо было бы грехо не приехать, удобно и дешево. (А какие сливки у нас!., а в пруду—форель... В огороде будет—мята!). А главное, чтоб не быть, как в гостях, делать кто что хочет. Речка в 1 версте. Лошади и коляска. В 3-х верстах—лес "Святой Ключ", где яблоневый сад и пчельник. Приезжайre—-в конопле растут шампиньоны. Никакого Lycopodium на видывала у нас. Валерьяны—только единицы. Если бы в Новгородской] губ. с мальчишками вы накопали корней валерьяны, то сократили бы ее распространение там, и все равно пришлось бы потом выращивать. Я добыла из одной аптеки список растений, кот[орые] она скупала у крестьян, собиравших их в полях: 43 препарата (трава, цвет, корни, плоды, почки, кора, мох). Листья свежие от 40 к. до 1 р. 20 к. за пуд. Количество колебалось в пределах 2—4 пудов, которые требуются для этой большой аптеки Кречман. Если вы интересуетесь, я сниму копию с моих списков. Один с ценами и количеством взял на время у меня агроном Федоровский. Ни он, ни др[угой] агроном (болгарин) не могли быть полезны мне ничем. Выручили: Романов (преподаватель коммерческого] учи л [ища]), дав литературу (Варлих; Дебу; изд. министерства земледелия] 99 г.: Базаров и Монтеверде; если б вы мне эту достали в собственность!) и Лука, сообщив[ший] оч[ень] ценные вещи. Потом вы и молодой Мороз1, приславший прекрасную брошюру «О мяте», изд. Иммера. М., ц. 30 к.

1 Сын Александры Ивановны Мороз.

В земск[ом] складе купила Егора: "Лекарственные] раст[ения]" и его же о лекарст[венных] раст[ениях] (полезные брошюры). Их указала Кузнецова, заведующая] земск[им] складом. Она уходит. А Ба-харева оч[ень] бранят за нерадивость, беспорядок и грязь. Новый заведующий Бабашш из Москвы и нов[ый] завед[ую-щий] складом Шех (тоже из М.) много потрудились, приведя музей учебн[ых] пособий в порядок. Покровский завед[ует] естеств[енно]-истор[ическим] муз[еем] Нижегородской] губ., не мог мне указать ничего; только дал том сельскохозяйственной] энциклопедии], где есть отдел лекарственных растений. Но сведений там мало для меня. Ну, целую вас.

Beрочка.

Привет вашей жене. Идет снег, но небольшой. Холодно.

 

200. М. П. Сажину.

! V. 15. [Из Нижнего, после возвращения из-за границы.]

Дорогой Михаил Петрович. Вчера неожиданно пришла живущая здесь с мужем Мар[ия] Павл[овна] Лешерн, которую я даже и не узнала, после 35 л. разлуки. В разговоре она упомянула, что у нее находится рукопись П. Ф.Якубовича, драма, переданная ей давным-давно Анной Павловной. Я рассудила, что эту вещь необходимо отослать в "Русские] Зап[иски]", и Мария Павл[овна] обещала ее послать туда сегодня же. Понаблюдайте за получением этой рукописи и отдайте Розе Федоровне1—это, я думаю, ее дело распорядиться манускриптом. Лешерн говорит, будто драма была в ред[акции] "Рус[ского] Бог[атства]" и ею забракована, как вещь слабая. Возможно. Но все же пусть она будет у Розы Фед[оровны] а не в других руках. Быть может, это даже единственный экземпляр, и она может дорожить им. Я просила у Жени адрес вашей дачи, но она не прислала. Привет всем. В понед[ельник] я уезжаю. Сейчас не совсем здорова. Здесь все простужаюсь, не приспособилась еще. В.

1 Жена П. Ф. Якубовича.

Уездная Комиссия
Общества Распространения
 Народного Образования
в Нижегородской губ.
Ноября 26 дня 1915 г.
Г. Н.-Новгород.

Два года тому назад Общество распространения народного образования в Нижегородской губ. получило от лиц, исполнявших волю Павленкова, обещание прислать 7 комплектов библиотек для деревень губернии. В виду этого обещания Общество получило от администрации уже давно разрешение на открытие таковых. Но книги до сих пор не присланы, и население остается без самого необходимого чтения. Хотя г. Черкасов и писал не так давно, что обещание не забыто и будет исполнено, мы все же просим вас ускорить эту присылку и вывести нас из затруднения по открытию давно разрешенных библиотек. Очень просим известить нас о ходе дела по адресу: Нижний-Новгород, Канатная, д. Ломке. В. Б. Либину.

Председатель В. Л и б и н.

Примечание. Прикрепленная к Нижнему, я принимала большое участие в О-ве распространения народного образования в Нижегородской губ. И это обращение комиссии, ведавшей народными библиотеками О-ве, я послала М. П. Сажину для воздействия на душеприказчиков Павленкова. В. Ф.

 

201. М. В. Новорусскому 

Из Никифорова

7. V. 15.

Милый Миша! Хочется написать вам сегодня, хотя письмо пойдет отсюда, из деревни, только в воскресенье], 10-го, когда лошади поедут в Тетюши за Юрием. Представьте себе неожиданное открытие; в 26 в. oт нас наша родственница2 в д. Тюбяки садит мяту исполу с крестьянкой, которая и перегоняет кустарн[ым] обр [азом] масло.

2 А. Головня.

Родственница уже продавала его в Казани! а наши этого и не подозревали. А не доезжая до них, татары в с. Старо-Барышеве тоже сажают мяту. Завтра я еду в оба места разузнавать практическую] постановку этих плантаций. А я-то думала открыть Америку... в Тетюш[ском] уезде. Село Красная Глинка тоже близко (я ошиблась, думая о его отдаленности). Куприяновы зимой из деревни ездят на Красную Глинку в Казань и знали, что там сеют мяту. Ну, для меня это очень хорошо. Я все наглядно узнаю, не из одних книг. Сегодня была в наш(ем] яблон[овом] саду в Св. Ключе и нашла прекрасное местечко для небольшой посадки; прямо идеальное! Посадку буду делать местах в 2[-х] и 3[-х], чтоб посмотреть, где лучше. Я — в одиночестве, и глухо же здесь, глухо!. Ой, как глухо. — У крестьян одного из 4[-х] обществ  нашего села банк отобрал землю за недоимки, и у них по 20 саженей в поле! Вот, так — идеально. Целую вас. Привет

Сегодня 9 мая.

 

16. V. 15.

202. М. В. Новорусскому.

Милый Миша, Очень жалею, что в полученной вчера открытке от 1. V. вы отказываетесь побывать в гостях у меня. Верно, нельзя. А здесь как-будто и не идет ужасная бойня между культурными нациями. Вчера «Рус[ские] Вед[омости]» оповестили меня, что Ит[алия] объявила Австр[ии] войну, и я прочла итальянскую] декларацию. Признаюсь, она производит удручающее впечатление по натянутости мотивов. Одновременно с вашей открыткой получила от Луки, кот[орый] пишет несколько] слов о Hydrastis Саnаdensis. Брат Петр достал 3 экз., кот[орые] я и посадила, пробыв дня 2 в тяжелых размышлениях, куда посадить эту драгоценность? Осмотрела корневища; на них была ясна глинисто-песчаная почва. Может ли он жить исключительно на желтой глине с мелким песочком? Я не решилась приготовить такую почву и к глинистому чернозему прибавила еще песку мелкого и желтой мягкой глины. На ящике был адрес отправителя проф. Ильина, а получателем б[ыл] Феррейн в Москве, хотя брат писал, что Ферр[ейн] 15 л. разводил в своем московском] имении Hydrastis, пока ему удалась культура. Хорошо бы справиться у профессора]. Нет ли хода?

Пашкевич разошелся в 2-х изд., печатают 3-е1 Лука обещал прислать. Вчера, 15-го, посадила мяту от Иммера. Страшно дорогая—35 р. 1000. Заморили-—боюсь. Татары сажают не раньше 18—20[-го] из-за возможных морозов; но мне от Имм[ера] привезли 12[-го] и везли 4 суток от Москвы. Я и боялась еще ждать.

1 Книга о лекарственных растениях.

 

303. М. П. Сажину.

14. VIII. 15.

Дорогой Михаил Петрович.

Окажите мне услугу: после долгих проволочек из Виленской мещанской управы Выгодский 1 (Мирон Ефимович. Георгиевский проспект, д. 22. Вильна) получил прилагаемый годовой паспорт с прилагаемым письмом от себя. Просмотрите эти документы. Удивительно, как юрист мог принять подобный документ!

1 Зубной врач, к которому я обратилась с просьбой е хлопотах по моей приписке к мещанскому обществу г. Вильны—в других губерниях губернаторы не хотели принять меня в граждане своих сатрапий.

Моя просьба заключается в том, чтоб вы повидались с Оскар [ом] Осиповичем Грузенбергом и попросили его сделать шаги, необходимые для внушения Вил[енской] Мещ[анской] Управе, что подобные (и какие бы то ни было надписи) более 10 л. назад Сенатом запрещены, и устроить высылку мне иного, чистого паспорта вместо этого волчьего.

Обратиться к кн[язю] Щербатову или в Департамент] Полиции—это рассудит сам Грузенберг. Это дело оч[ень] расстроило меня. Обнимаю вас и Женю.

В. Ф.

Я не знаю наверное имени и отчества Грузенберга, кот[орому] пишу прилагаемое письмо. Прочтите, пожалуйста, его, и если обращение верно—то передайте, если же нет, то передайте только содержание письма к нему поточнее, а то неловко, если его величают иначе.

В. Ф.

 

204. М. В. Новорусскому.

21. IX. 15.

Наконец-то я выбралась из деревни, дорогой Миша, и оч[ень] хотела бы рассказать вам печальную эпопею о моей сельскохозяйственной деятельности. Конечно, опыт был ценный, если бы не требовал непосильного для меня труда, что испортило, можно сказать, мне все лето. Под конец я отравилась ментолом, кот[орый] приходилось вдыхать. Это проявилось зудом и сыпью, и я сначала испугалась, не чесотка ли, кот[орой] в деревне не трудно заразиться. Но дней через 10 прошло. У покойной жены брата Петра была такая же история, когда она поглощала неимоверное количество мятных лепешек и доктор определил именно эту причину.

Вашу открытку я получила незадолго до выезда. Мяту листьями я отправила в Москву Феррейну, с кот[орым] условился брат, а теперь везу в Нижний масло, перегнанное на крестьянском кустарном заводе в Кувшинове (Свияжского у.), в 32 верстах от Никифорова. Там же я купила 1/4 ф. выгнанного из их мяты, оч[ень] плохо высушенной, совсем черной, а из моей, хорошей сушки, вышло масло лучшего качества, я хочу дать исследовать то и другое. Еще послала 10 ф. листа одному провизору в Казани тоже для выгонки и анализа. С материальной стороны получился убыток.

В.

Целую вас и привет вашей жене.

Пишите: Нижний. Ковалиха, д. Распоповой.

 

205. Л. П. Куприяновой.

1. X. 15.

Милан Лида! Уезжая из Никифорова, я сказала Наташе, что напишу тебе, а она удостоверила, что тебе это доставит удовольствие. Самое главное, что ты во всех письмах спрашиваешь о мяте. Ну, как же тебе не описать результаты мятной кампании? Так знай же, что Феррейну послана бочка сухого листа мяты. И бочка не простая, а сороковая. Представь себе однако, что в нее, несмотря на прессование, вошло только 1 п. 36 ф., а сама бочка весила 2 п. с фунтами. Это составило чуть не половину всего урожая; другую половину (о, чудо!) я увезла сюда в моем саквояже. Ты смеешься! но это правда. Наташа тебе, быть может, писала, что мы вдвоем ездили в Кувшиново (Свияжского у.), в 30 в. от Христофоровки. Познакомились с тамошней культурой мяты и видели в действии местный крестьянский кустарный завод для выгонки эфирного масла. Вот на этот-то завод я отослала пудов 7 сухой мяты. Это равно 28—35 пудам сырой, и в результате получила 1 бутылку мятного масла и еще небольшой пузырек его. Я посылала для этого па подводе Григория, нашего сторожа усадьбы сестер. Он прекрасный толковый и работящий мужик. По моему поручению он купил на этом заводе г/4 собственного масла, кот[орое] я привезла сюда же. Крестьяне просили меня поискать рынок для сбыта, и я отошлю их масло Феррейну через Петра, кот[орый] вошел уже с ним в сношения по поводу листа. (Феррейн берет его, т.-е. лист, по 12 р. за пуд). Кроме того я сделаю здесь, в лаборатории, опыт ректификации и моего, и кувшинского масла, что чрезвычайно повышает ценность его. Таким образом я довела до конца свое предприятие, и это самое ценное во всем этом деле. Продолжать его, как опыт показал мне, не стоит. Было бы долго да и неинтересно тебе перечисление условий местности, по которым я пришла к этому заключению. Мои сестры относятся со смешком к этой попытке, хотя гораздо смешнее приезжать в деревню ради сметаны и сливочного масла. А я очень многому научилась, и не жалею. Если бы я не работала выше моих сил, то и совсем было бы хорошо—раз я проживала в деревне при тех стеснительных условиях, в кот[орых] я находилась. Материально я потерпела убыток. Не считая 35 р., кот[орые] Петя заплатил за корневища № меру в Москве, я истратила на водоснабжение, корневища, взятые у татар, обработку, жатву и пр.* включая расходы на отправку в Москву листа и н т.д, всего 58 р. Но я так и рассчитывала, что опыт будет стоить столько. А выручится, я думаю, рублей 25, не более; может, быть, даже и еще менее, если в дороге лист испортится и т. п.—Мне кажется, инициатива последовательная, не боящаяся даже смешных результатов—всегда ценна. Мне очень понравилось одно место у Поля Гогэн (Путешествие на Таити: «Ноа-Ноа»), где он говорит: «Научиться заново и учиться еще и еще; победить все робости, как бы ни смешны были результаты»—вот его девиз. Он и мой. Этой цитатой я начала письмо и к брату, когда сообщала эпилог мяты. Теперь ты удовлетворена и можно сообщить о другом. Мы приехали в Нижний 26-го и остановились в кв. Распоповой. Тщетно наши знакомые в течение лета подыскивали нам обиталище. Ничего не нашли, а что было, то Лиденька критиковала и отвергала. Теперь же прямо ничего нет. Эвакуированные учебные заведения; 100 000 беженцев, направленных в губернию; 800 галицийских евреев, кот[орых] какой-то губернатор насылает сюда, другие токи выселенцев, направляемых своевольно другими губернаторами—сделали Нижний чащей, переполненной до краев. Комнаты нарасхват, а квартиры уже расхватаны, при чем характерно: некоторые заняты по телеграфу из Петрограда, на случай бегства оттуда. Посидели мы на квартире Распоповой 5 дней и решили не оставаться у нее (она предлагала снять, а сама живет в Петрограде). Не оставаться, п. ч. она писала, что сама может приезжать и что контора домовая (у нее 4 дома) должна помещаться в этой же ее квартире, и у нее полный кавардак—отсутствие управляющего, отсутствие дворника и полная антигигиеничность двора и учреждений. Наняли мы 3 комнаты на Студеной, д. Кривавуса, у Ситниковой, у кот[орой] я жила весной. Комнаты хорошие, но имеют репутацию холодных, а Лиденька в особенности чувствительна в этом отношении. (Я-то жила в Clarens всегда при +13 зимой). И еще: обед придется брать на стороне. Да и дорого комнаты—50 р.; обед один—18 р. в месяц, да прислуге придется приплачивать. Но пришлось мириться и с др[угими] неудобствами, в роде отсутствия необходимой мебели (комода, гардероба, шкапа для посуды). Вот тебе материальная сторона нашего неблагоустройства.

Морально—я все же радехонька, что в городе. Каждый день—газета!! Каждый день письма! Библиотека! все журналы! Интеллигентные люди! и относятся к тебе с теплотой и лаской. Право, в деревне ведь постоянно чувствуешь, что цены тебе вовсе нет. Это не укор ей, деревне. В самом себе это. Имеешь, владеешь тем, что деревне не нужно, или еще не нужно. Там, быть может, нужна глиняная кружка, а ты— ваза...

Теперь мне так хочется читать, прямо изголодалась я в умственном отношении.

А насчет деятельности надо еще смотреть и смотреть. Чтоб не вышло «не суйся»; чтоб найти применение без ломки себя, без насилия над своим темпераментом. Удовлетворения-то, все равно, не найдешь. Нет его. Но хоть не чувствовать какого-нибудь безобразия в том, что и как делаешь.

Целую тебя, милая Лидонька, и будь здорова. В.

 

206. Н. П. Куприяновой.

16. X. 15.

Дорогая Наташа! Ага! и тебя деревня проняла... Ага! и тебя в город потянуло!.. А я так рада, что в городе, и всем уже свою радость возвестила. Все письма, бандероли получила; в почтамт написала. От Лиды и мы получили письмо и притом длинное, писано в период затишья. А я ей до того еще написала обо всем подробно, о мяте, об устройстве здесь; письма наши разошлись. Тебе в Казань я еще в первый раз пишу, а Лид[ия] тебе 1 раз писала.

1 Моя сестра. В Нижнем она поселилась со мной, так как оставила службу в «Русском Богатстве» в Петрограде.

Сотникову, провизору, я послала открытку, предупредила о посылках с тобой и что ты его вызовешь по телефону по приезде, чтоб прислал взять ящик и картонку.—Мы, Наташа, устроились, недурно, у прежней хозяйки. Те самые комнаты, кот[орые] хотели. Комнаты большие, хорошие. Маленькие неудобства—можно претерпеть, и холода пока нет. В средней много растений в кадках, прекрасная большая араукария, большая финиковая пальма, туйя, спаржа, драцена, гибискус, фикус. Лид[еньке] 1 не нравится, а мне страшно нравится, п. ч. совсем непохоже на шаблон; мой глаз непрестанно радуется на эти растения, их многооттенковую зелень. Воздуха много. Окна цельного стекла, большущие. Это бывшие приемные доктора, мужа г-жи Ситниковой. Кормят—«домашние обеды» со стороны, сносно, не голодаем. Поздравляю дорогую тетю с 22 окт[ября], и желаю сохранить прежнюю неутомимую энергию и здоровье. Целую обеих крепко.

Один цыпленок протух. Вот человеческая жадность!

 

Нижний. 1915 г.

 Продолжение.

Напиши мне характеристику того члена управы, который должен был в Москве повидать Жбанкова?

Сообщи адрес Корсакова (Дмитрий Николаевич, кажется?), занимавшегося генеалогией.

Сообщи адрес, имя и отчество Соловьева.

По приезде сюда я узнала, что недалеко от нас есть вдова генерала Островская, дающая обеды. Вечером я пошла узнать и условиться. Выходит старая дама, толстая, и, когда я называю место жительства, она заявляет: «А мы с вами родственники!»...

— По Адаму?—спрашиваю я.

— Нет! Мой дедушка Василий Федорович Данилов—родной брат вашей (двоюродной) бабушки Настасьи Федоровны, урожденной Даниловой...

Изумление.

Обещаю зайти потом для расследования генеалогического древа.—Обеды дает. Вчера и сегодня—довольны.

 

207. М. П. Сажину.

25. XI. 15.

Дорогой Михаил Петрович, Благодарим за приезд гостьи1. Она вам сама напишет, а то я хотела одна писать. Вчера у нас была пирушка, был Жбанков, кот[орый] устраивает в одном селе врачебно-питательный отряд, и несколько старых и новых знакомых. Пили чай и говорили о войне и особенно о беженцах; в бюро Татьянин[ского] комитета работают 2 молодые Чешихины из Риги—сами беженки. Девицы милые. Здесь выходит теперь «Нижегородская] Мысль»2; орган хочет обслуживать труд[овые] массы города и деревни. № 1 был тотчас же оштрафован на 300 р. за 2 статьи (юбилей кооперации] и др. о значении коопер[ации] для рабочих). Статьи бледные и скучные, (300 р. или 1 м[есяц] ареста при полиции). Когда Акисимов редактор (инструктор по кооперации]) пошел через 2 дня объясняться (была дана отсрочка на 3 дня для внесения штрафа или устройства] дел), то исполняющий] должность] губернатора] Мандрыка встретил его заявление словами, что он уж отменил кару. Наложил, де, ее по предложению жанд[армского] управления], а снял по предложению] инспектора по делам печати.

В Контору будут высланы № «Нижегор [одской] Мысли». Вы покажите их Пешехонову и Мякотину. Оч [снь] просят их написать что-нибудь для эт[ого] издания. И вы также. А еще просьба от Общаства] Нар[одного] Обр[азования[, в котором] вы были членом Совета 3. Прочитайте прилагаемую бумажку и увидите в чем дело. Не зная адреса Луковникова, просят вас сходить к нему в магазин и повлиять на скорейшее удовлетворение обещания Павленков[ской] библ [иотеки].

1 Гостья—Евгения Николаевна, приехавшая из Петербурга ко мне и Лидии Николаевне, жившей со мной.

2 Инициатором этой газеты был доктор Либин. В финансировании ее участвовала и я. В ней мной помещен маленький некролог члена Государственной Думы, с.-д. фракции, кажется, Рамишвили, не помню наверное. После нескольких №№ газета была запрещена

3 До переезда из Нижнего в Петербург. 268  И как зовут Луковникова? Его адрес сообщите при случае, как и имя. А еще я прошу. Выцарапать от Грузенберга мой паспорт; вот уже месяца 3, как он его держит без всякого движения. Коля будет в Петрограде в начале декабря, и я напишу ему поговорить с Белецким 1. Пусть этот паспорт будет лучше у Коли. Если выручите, то передайте ему. Он верно устроит дело.

1 Из департамента полиции. Директор?

Обнимаю вас и желаю не скучать без супруги.

В.

Письмо пришлось отложить, и Женя пишет теперь же открытку, а это письмо пойдет завтра.

У Жени сегодня, 26[-го], разболелась десна и опухла нижняя челюсть.

А насчет возвращения нам оч[ень] хотелось бы, чтоб она пробыла не 7 дней, а 10 и выехала не в
понед[ельник], а в среду или четверг.

 

208. М. В. Новорусскому.

30. XI. 15.

Дорогой Миша. Давно не писала вам! Посылаю с Евгенией вам 3 пузырька с мятн[ым] маслом, кот[орое] я выгнала на крестьянском заводе в селе Кувшинове, Свияжск[ого] у. (в 30 в. от Никифорова). Когда привезли, оно было золотистого красивого цвета. Я сделала очистку двукратной перегонкой в лаборатория коммерческого] училища. В колбе осталось смолист[ое] желтое вещество. Первые порции перегона, как перв[ого], так и 2-го, пахли дурно, и я их отбросила—это была порядочная порция. И я прочла у Дебу, «Эфирн[ые] масла», что первую часть при получении масла надо всегда бросать. Видимо, эти дурно пахнущие вещества наиболее летучи.

% на мяты моей вышел 1,5, больше, чем у крестьян, и крестьянское масло из совсем черной мяты (они жнут ее и оставляют сушиться на солнце, как сено) даже после 2-кратной перегонки нельзя было улучшить, и я его бросила. Я нарочно купила Кувшиновского 1/4 ф - чтоб сравнить. А мое я сравнивала в здешней аптеке Кречмана с германским, и мне кажется, герм[анское] хуже. Я почти уверена, что там есть прибавка посторонних духов. Кречман взял мое масло по расчету 20 р. кило. Но вышло у меня мало, пустяки, всего на 8 р. 80 к. Феррейну послала ящик и целую бочку сух[ого] листа (по 12 р. пуд), но в обоих вместилищах оказалось при взвеш[ивании] всего 2 п. 8 ф. мяты. Вот как она легка. Я потратила 87 р. на все. Верру руб. 35. В 87 р. входят: покупка корневищ у Иммера (1000 экз. за 35 р.) и у татар Старо-Барышева (18 в. от Никифорова]) (5—6 тыс. за 9 р. 50 к. с доставкой), проведение воды 8 р., отправка бочки и ящика, не считая своей подводы до города (25в.), 8 р., остальное—труд наемный. А свой уж ни во что! Я более этим делом не считаю возможн[ым] заниматься. Не будут крестьяне у нас сажать и так сушить, как я сушила. А если поставить завод (300—400 р.), то с в о я плантация не сможет питать его. (Перегонять можно из сырой, но крестьяне не могут поливать, сколько требуется, и им важнее овощи, кот[орые] их питают). Сажают мяту у нас с 26 мая и жнут, когда жнут овес. Аптеки делают мятн[ые] капли так: 1 ч. масла и 10 частей спирта. Масло употр[еблять] кк [как] капли нельзя — жжет. Зеленый цвет зависит от следующего]: берут листья сух[ие], обваривают кипятком и бурую жидкость сливают. Если после эт[ого] налить спирту на эту траву, то получится хлорофиловый спиртовый экстракт. 10 ч. его и 1 ч. мят[ного] масла дадут обыкновенные] мятные капли зеленого цвета.

Целую вас и Полиньку.

 

209. Л. П. Куприяновой.

8. XII. 15 Нижний

Дорогая Лиденька. (Твое письмо своевременно получила).

Во-первых, извещаю тебя, что Коля был оч[ень] серьезно болен неудержимым кровотечением из сосудов носовой полости (неудержимым вследствие сахари [ой] болезни, а разрыв сосудов — вследствие склероза). Два месяца оставался из-за болезни в Екатеринославе и был на краю смерти. Теперь поправился и будет жить под угрозой повторения. Сейчас он по пути в Петроград находится у Петра в Москве. А у нас гостила Евгения 8 дней, а потом Ренэ по торговым делам приезжала на 3 дня и тоже останавливалась у нас. Эго дает мне идею просить и тебя заглянуть к нам и побыть у нас, когда ты оставишь свои теперешние занятия и будешь ехать в Петроград. У меня есть к тебе великое дело. Не знаю, как ты посмотришь на мое предложение. Видишь ли, Лиденька, здешнее общество распространения] народн [ого] образования находится, по моему мнению, в упадке (если оно когда-либо в нем не находилось). Его члены (центрального общества), в количестве около 300 чел., только вносят свои членские взносы и более ничем не содействуют его деятельности. Совет и разные комиссии состоят из людей, которые заняты прежде всего хлебным своим делом. Собираются раз в неделю, делают постановления и расходятся до следующего раза. По замыслу размах широк и устав дает много возможностей быть полезными населению, но просто людям «некогда» заняться не своим делом. Между тем общество имеет в губернии 20 отделений (филиальных), при чем в Сормовском 250 членов, в других 50, 70; есть и в 20 чел. (по уставу для открытия отделения достаточно и 10 человек); число библиотек общества и отделений равняется 42. При народном доме в Нижнем есть библиотека с 1 тыс. читателей (и 5 тыс. книг!); сам дом занят с момента объявления войны казармой для слабосильной команды, но библ[иотека]-читальня функционирует, и есть в доме книжный склад, который, по идее, должен организовать книжную торговлю по всей губернии. Теперь реальное положение. Библиотеки беспризорны, о их положении никаких известий, кроме печальных; то библиотека на чердаке; то в ящиках заколочена; то бездействует за отсутствием заведующего и т. д. и т. д. Разбирая документы, натыкаешься на ужасающую халатность: на запросы из уездов не дают ответов, просьбы не исполняются; каталогов всех библиотек] в центре нет и неизвестно, какими книгами их надо пополнять. Сметы ассигновки 15 [-го] года по библиотекам] еще не исполнены. Это в декабре-то! Склад беден книгами, не функционирует, снабжен односторонне книгами. Кто в комиссии склада—неизвестно; описи его нет, и т. д. Вообще, хаос и в центре и в уездах. Последние, я к о б ы, распределены между отдельными членами так называемой] «уездной» комиссии, которые обязаны (теоретически) посещать свой уезд, знать его, изучать при своих профессиональных поездках положение библиотек и отделений. Практически однако ничего этого не делается и никто ничего не знает.

Я думаю, что общество должно бы иметь своего разъездного, которого обязанность заключалась бы в объезде всех мест, где общ[ество] завело что-либо. Но оно предпочитает действовать вслепую.

Вот я и думаю: что, если бы ты некоторое время провела в нашем городе и можно бы, я думаю, устроить так; что тебе поручили бы  объезд. Расходы на разъезды у общества нашлись бы, но специального вознаграждения оно не могло бы дать. Общество бедно и живет субсидиями, которых просит у всзвозможных учреждений: у города, у земства, губерн[ского] и уездного, у министерства] народн[ого] просвещения, у министерства] земледелия. Разве что у департамента коннозаводства не просят и у синода!

Так, вот, моя милая, подумай-ка. Не решай сразу. А я думаю, это было бы интересно—объехать отделения, обревизовать библиотек. Многое бы увидала и узнала. Здесь, в губернии 350 кооперативов; объединены они в союз. Но, увы, тут дело не чисто. Ходят дурные слухи, начинаются разоблачения  о поставке обуви, принятой за взятки, о разкомиссионных, об угощениях ревизующих и т. д. А контрольный орган гневается и думает, что надо беречь кооперацию и прикрывать грязные домашние делишки. Здесь выходит с 18. XI газета «Нижегородская Мысль» 1, обслуживающая интересы трудящихся в городе и деревне. Вышло 3 №№ (еженедельная), а в Москве «Народная Газета» 2, такого же характера, но ежедневная, с тиражем 20 тыс. В Петрограде выходит «Рабочая Мысль» характера починовцев.

1 Инициатива ее издания принадлежала доктору Либину.

2 Ее издавал с.-р. В. М. Зензинов. В обеих я участвовала только денежным взносом.

В Самаре—«Рабочая Газета» 

В Петрограде—«Рабочее Утро»)

----------------------------------------

очень боевые газеты.

В Саратове раб[очая] газета закрыта. Оч[ень] хорошо велась.

Здешнюю я тебе вышлю бандеролью. Целую тебя. Коля пишет, что был у градоначальника и тот разрешил мне приехать к брату в М[оскву] недели на 2. Если так, то 21 [-го] мы едем.

 

210. Н. П. Куприяновой.

11. I. 16.

Дорогая Наташа Вернувшись из Москвы 7-го утром, нашла твое милое письмо; обрадовало оно меня. Знаешь, в Нижнем я всегда чувствую себя холодной и одинокой. В Москве меня обогрели. По мере углубления от центров внутрь страны к деревне, к крестьянам, ценность моя как-будто убывает и, знаешь, это тяжело—жить без поддержки окружающей среды. А в Москве я опять, как за границей, почувствовала все, что может дать человеку сочувственная атмосфера. Даже преувеличенно. Ты, я думаю, знаешь, что я не возношусь и не мню о себе, как о сосуде превосходнейших качеств, даже не люблю всяких преувеличений. Но, ведь, не одни они меня встречали и встретили теперь в Москве, Так приятно быть среди любящих и тянущихся к тебе! А вот теперь я опять из принцессы возвращаюсь замарашкой. Видела я многих людей, прежних знакомых и друзей, не изменивших своего отношения, попрежнему горячо приветствовавших меня. Видела и новых, из которых некоторые очень понравились мне, сердечные и простые. Многие прошли неясными тенями, не разобралась в них. Не говоря уже об удовольствиях: художественном театре и студии; были мы также и в опере. Видела «Травиату» после 35-летнего промежутка и, знаешь, посетила даже «Летучую Мышь», этот безвкусный, скучный балаган, где публика, однако, потешалась всласть. Хотелось посмотреть, что забавляет людей. Ну, и увидала!.. Кроме 2 красивых №N° решительно одна вульгарность, включающая еврейские и армянские анекдоты. На другой день по приезде—первый визит был в Третьяковскую галлерею, которую лет 9 назад я всего однажды посетила. Нервы не выдержали, когда под конец пришла со знакомой к картинам «Боярыня Морозова», «Стрелецкая казнь», а потом Репинский «Иоанн Грозный, убивающий сына».

Но все это, даже наслаждение от «Трех сестер», тургеневского спектакля—все это не дало бы такого удовлетворения, как встречи с любящими друзьями.

Накануне отъезда был почти экспромтом устроенный вечер в частном доме, где я читала. После некоторого колебания я выбрала: «В лесу», «Моя няня» и стихотворение «Вот деревня... вот дом...».

Все остались очень довольны. Выбор был удачный, и хотя все это было напечатано, но оказалось, что многие и не читали, а другие успели совсем забыть.

Моим сиротам я привезла 1976 рублей1.

1 Передала в Шлиссельбургский комитет.

Как раз перед отъездом в Москву ко мне приезжала одна милая молодая знакомая, с которой я не видалась 4 года1.

Александра Тимофеевна Шакол.

Ей подарили 25 руб., и на эти деньги она подумала лучше всего съездить ко мне! (Она живет своим трудом). Я была оч[ень] тронута. С нами она и выехала отсюда, и с ней я в Москве и смотрела картины в Третьяковской] галлерее. Я, шутя, указывала всем, многообещавшим приехать еще весной, на эту особу, которая, без посулов, упала ко мне точно с неба. Спасибо ей. Мы славно, дружно провели несколько хороших дней. Здесь теперь, в Нижнем, опять «топь». Общество образования, чем более всматриваюсь, поражено параличем. Работа не делается, все стоит, и не знаю, как можно выйти из этого злополучного состояния.

Местная газета «Нижегородская Мысль» закрыта на № 7 за вредное направление. Также и «Народная Газета» в Москве закрыта на 29 №. И здесь-то уж едва ли скоро что-нибудь наладится опять.

В Самаре и Саратове выходили рабочие газеты, очень хорошо велись, и теперь одна за другой тоже перестали выходить. Раззор. А молва идет, что все организации общественные, все комитеты, совещания тоже находятся в хаотическом состоянии; будто везде беспорядок и прямая невозможность выбраться на дорогу. Конечно, несмотря ни на что, нельзя складывать руки, в бездействии не научишься работать стройно.

Целую тебя и тетю. Твоя Верочка.

 

211. М. В Новорусскому.

20 I. 16. Нижний.

Дорогой Миша. Давно не писала. На-днях был у нас Шебалин с женой, которым я в Москве искала места. Он даже ездил туда, но нашел не вполне удобным занимать место напр. до окончания войны, хотя я уверяла, что патрон такой хороший человек, что наверное нашел бы другое амплуа в случае действительного закрытия теперешней должности при аэродроме (на 200 р.), А другое обещали только с сент[ября] на сахарн[ом] заводе. После этого он устремляет взоры на Астрахань, какое-то место по страхованию рабочих на судах.—Верно, вы слышали, что я провела 2 недели в Москве, а на пасху думаю попасть к вам в Петроград, специально обследовать всех вас, товарищей. В Мо[скве] видела Панкратова. Он так безапелляционно судит и осуждает Маркса, марксистов, соц[иал]-демократов] Германии, что у меня волосы на голове шевелились. Прямо Юан-Шикай. И слова выговорить никому не дает!

Миша! Я не уверена, что адрес примадонны Ксении и примосиньора Николя—Англ [ийский] просп [ект], 42, кв. 8. Он был дан весной, и, может быть, они не оставляли квартиру за собой, уезжая в турнэ. Поэтому письмо к Николаю вкладываю вам, может быть, Поля завезет его им, или пошлите по городской почте. Вероятно, он прочтет его вам, и я не буду повторять описание здешнего общества народ [ного] образования и просьбы поискать лектора или лектрису (спросите его). А еще просьба. Шебалин ск[азал], что в Подвиж[ном] муз [ее] есть отдел книжного магазина и склад учебных пособий, который дает указания по части каталогов школьных библиотек. Так, когда будете там, распорядитесь, пожалуйста, чтоб выслали мне каталог примерный (по 2 экз.) для школьной библиотеки в 50 и в 100 р. для воскресной библиотеки в с. Павлове Горбат [овского] у. Ни ж[е го род с ко и] гу б. Один пусть вышлют прямо г-же Молокиной, заведующей воскресной школой в Павлове, а другой мне—для общества, к сведению. Школа в Павлове—для взрослых и денег у них 100 р., но я думаю, лучше дать 2 каталога: на 50 и на 100.

Если даете и по 3 экз., то для нас сюда лучше дайте 2, п. ч. бывают требования. Сообщите—не делает ли склад и самого подбора и высылки книг для эт[их] библ [иотек] и какую скидку делает? Здешнее земство уступает 15%.

Ну, Миша, мне сегодня предстоит много работы, поэтому кончаю. Дружески обнимаю вас и шлю привет Полине

В, Ф.

Вы ни разу не воспользовались случаем оповестить меня, как идут дела в прежней резиденции1??? А ведь обещали сюда еще 2 назад. Сколько у вас там призреваемых в лазарете?

1 В Шлиссельбурге.

 

212. М. П. Сажину,

22. I. 16.

Дорогой Михаил Петрович.

Месяц назад я послала вам письмо со вложением письма к Луковникову по поводу 7 комплектов Павленковских библиотек, обещанных Обществу распространения] народн[ого] просвещения] в Нижегородской] губ[ернии]. Я просила вас передать письмо и выяснить дело, будут ли эти комплекты даны Обществу или нет; когда? и т. д. Вы, должно быть, получили письмо, но не знаю, сделали ли что-нибудь по этому делу? Во всяком случае—пожалуйста, напишите о течении его.

Мы с Лид [ней] Ник[олаевной] все страдаем тем же: она еще кашляет, хотя уж сносно, а у меня все болит горло, тоже сносно, но болит.

Был тут, специально для того приезжавший на 4 дня, художник из Москвы Россинский (Влад[имир] Илиодорович, писал мой портрет, и я от сеансов порядочно устала.

Не знаете ли вы порядочной ежедневной газетки, дешевой, для деревни? Не знаем, что выписывать для деревни.

Открыли здесь Народный Университет по типу унив[ерситета] Шанявского. 3 академические отделения и подготовительное. Идет полемика: Либин обличает Чешихина, Таланцева2 и пр. за недемократичность эт[ого] учреждения, называет лицемерием прилагательное «народный».

1 Общественный деятель,

Противная сторона упирает на термин «университет» и защищает академические] отделения]. Профессора будут наезжать из Москвы; будут и местные преподаватели. Записалось более 500 чел. слушателей. Плата за курс 20; а за отдельную лекцию по 3 р. за сезон. На библ [иотеку] при нар [одном] унив[ерситете] собрано пожертвований более 5 т. р. Деньги унив[ерситета] слагаются из 100 т., ассигнованных при Меморском1, но не выданных городом посейчас (будут пока выдавать % = 6 т. в год), и 100000 пожертвовала купчиха Ермолаева, немка до происхождению]. Умерла вскоре после революции2, но по формальн[ым] прич[инам] деньги в бумагах только года 2 [назад] были получены по завещанию, и за эти 2 года, главн[ым] образ [ом] благодаря Сироткину3, дело было на-днях осуществлено. В.

1 Городской голова.

2 1905 года,

3 Нижегородский богач и благотворитель,

А я формулирую вопрос так: если «университет», то не народный за отсутствием подготовки и средств у народа, как массы, поступать в него; а если «народный»—то не университет, а что-то другое: школа с постепенно повышающимся (бесплатная и с содержанием) курсом.

 

213. Н. А. Морозову.

21. VI. 16. Воронец, Елец. у.

Дорогой Ник! Твое письмо от 14[-го] я получила только сегодня и статью твою прочла. Ошибки есть и довольно грубые, но их трудно поправить, хотя придется, пожалуй, лучше уж все переписать и послать тебе оба текста. Но мои хозяйки так очарованы тобой и Ксаней, что мы хотели бы залучить вас обоих сюда. Вопрос в каких-нибудь 2—3 днях, да в деньгах. Но ты у нас богатый помещик, а Ксаня знаменитая артистка, так что это вас не должно останавливать. Только здесь у хозяев вышло горе: их сестра в Ельце заболела и они ухаживают по очереди за ней. Я боюсь, что приезд все же осложнит их, если они будут в сильном огорчении за больную. Ее состояние выяснится на-днях, и мы с Марьей Ник[олаевной] решили так: написать вам приглашение, чтобы вы вырешили дело в принципе, и если мы телеграфируем тебе в Москву «приезжайте», значит, сестра поправляется и можно смело ехать, а если телеграммы не будет у Веры Дм[итриевны] для тебя, то ехать не надо. О[чень] хорошо бы повидаться, пока недалеко. — Бабочка1, крестница Ксани, умерла, не родившись—акушерка (Ксаня) так видно трясла роженицу, что роды вовсе не состоялись. Вот ей наука: «беда коль сапоги начнет точать пирожник». Акушерку будут преследовать судом. Тебе писать буду еще в Москву. Целую вас обоих.

1 Бабочка японского шелкопряда, которую я дала К. Морозовой в коконе, получив некоторое количество их от М. М. Зензинова. Японский шелкопряд питается дубовыми листьями, и Зензинов предполагал возможность разведения шелковичного червя везде, где растет дуб

 

214. М. В. Новорусскому.

21. VI. 16. Воронец.

Дорогой Миша. Я оч[ень] огорчена таким оборотом дела, неопределенностью, а еще огорчена и встревожена припадком боли. Вы много работаете, много ходите, а это, как раз, воспрещается даже при отдаленных припадках аппендицита. Кроме того советую обратить внимание на печень. Пусть врач при случае ощупает ее, п[отому] ч [то] такие острые боли всего чаще бывают при желчных камнях, а локализация, указываемая вами, еще не устраняет возможности происхождения не от червеобраз[ного] отростка. Сегодня получила письмо от Морозова и Ксении, они еще в Верейск[ом] у. К 25-му думают быть в Москве, а оттуда в свой Борок. Быть может, заедут и сюда. Я познакомила их

с моими милыми хозяйками1, и обе стороны остались др[уг] другом очень довольны. А я провожу время всего более в чтении, кот[орого] у нас достаточно и дома, и берем еще в Тол-товск[ой] библиотеке] в Ельце. Сегодня читала—ну что бы вы думали?—«Мертвые души»... Захотелось перечитать. И вот же память! До какой степени все ярко помнится. Вернее, впрочем, все так выпукло у Гоголя—что забыть невозможно! Чувствую себя в долгу у Миролюбова, начала небольшую вещицу для его «Ежемесячного журнала» и, если буду довольна ею, то отошлю. Но что-то скверно пишу. Улов насекомых у Соф[ьи] Ник[олаевны] довольно слаб, зато она набрала много гнезд и выдула много яиц. Пчелы у нее сошли с ума—роятся неистово, по 2 роя в день. У нее 10 ульев Дадана и столько же колодных. Я раза 3, одевшись чучелой, ходила с ней на работы и составила себе понятие о пчелином деле.

Написала эту открытку, и вдруг меня озарило. По поводу сенатского обращения к мин[истру] внутренних] дел2 я написала сегодня в редакцию «Права» письмо, но не знаю адреса (где-то на Владимирской). Озарило меня вложить в конверт эту открытку и письмо для редакции в 1 конверт к вам, просить вас опустить, поставив адрес. Справиться вам легко по книге «Весь Петроград» или инде. Целую вас, будьте здоровы и все же не оставляйте плана повидаться. Письмо в ред[акцию]—прочтите. Мне пишут, что Антонов в Одессе и что он нуждается.

1 Сестрами Володиными, С. Н. и М. Н.

2 Должно быть, насчет приписки к какому-нибудь сословию,

 

215. М. В. Новорусскому.

8. VII. 16. Воронец.

Миша. Вы негодный—нас манили и всех надули. Между тем младшая барышня Map [ия] Ник [олаевна] без ума от ваших писем, и я обещала ей, что сообщу вам о том, что здесь у вас завелась поклонница.

Миша! Получили ли вы мое письмо, в кот[ором] было письмо в редакцию «Права», адрес кото[рого] я не знала? Успокойте, что да, и что вы его отправили. У меня просьба к вам: мне необходим учебник: самоучитель английского языка Робертсона. Не можете ли достать его у букиниста или в книж[ном] магаз[ине]. Он не дорог—коп. 80. Мне хотелось бы его иметь для Соф[ьи] Ник[олаевны], кот[орой] я даю уроки английского] яз[ыка]. Этот учебник мне нравится, я училась по нему. Олендорф мне не нравится. Я думаю, можно по телефону спросить в каком-нибудь магазине. Быть может, Поля мимоходом может сделать это.—Больше писать сегодня не хочется. Привет Поле. Целую вас. Довольны ли вы поездкой в Оренбург? Миша—в Женск [ом] Кал[ендаре] Ариан за какой год моя статья «Женское движ[ение] в Англии»???

 

216. М. В. Новорусскому.

19. VII. 16. Воронец.

Дорогой Миша! Вы всегда желанный гость здесь. Приезжайте, когда можете. Только нельзя ли выкроить времени побольше: ехать так далеко—и пробыть всего три дня? Вы умеете соединять приятное с полезным, вот и устроили бы что-нибудь. Приехали бы с литературной работой и пожили бы. Ну, да, делайте, как возможно. Я не хотела бы только, чтоб одновременно с вами приехала Вера Дм[итриевна] с Александрой Ивановной. Как истинная лакомка, я хотела бы есть сласти понемногу, а не иметь их все сразу. Они еще не приезжали, несмотря на обещания с одной стороны и понуждения с другой. Но все же я думаю, что они побывают раньше 2—3 августа, когда собираетесь вы.

Спасибо за подъятые труды. Нурок, кажется, подходящий учебник. Вы и другие, помнится, учились по нему. Поэтому приобретите его и привезите с собой. К вашему приезду я приготовлю не тельца, а курочку. Можно бы уточку, но ласка на-днях утащила сначала 4 утенка, а потом целых 21!

Это мне показалось даже невероятным—21 в одну ночь. Но подняли одну половицу, руководясь небольшим пятном крови и небольшой дырочкой в медную 2-копеечную монету в стене. Нашли 4 истерзанные шкурки.

Велико было волненье птинчицы, которая плакала весь день, и хозяек, потерпевших такой крах в период мясного голода.

А мы, надо сказать, живем исключительно на вегетарианском режиме. Но кухарка—прекрасная, хозяйка— младшая барышня, Марья Николаевна, постоянно советуется с Малаховец и не жалеет провизии. В результате— все великолепно.

Вчера «Рус[ские] Ведомости]» принесли известие, что Антонов умер. Совесть меня упрекает, что я не успела написать ему хотя бы несколько строк. Вот уже лет 5, как я не переписываюсь с ним, и совершенно не осведомлена, как он жил, какие настроения были у него и чем кончилось его предприятие в размерах, явно превосходивших его практические навыки.

Целую и обнимаю вас, а также Полю.

Только вчера же я получила открытку из Петрограда с адресом: Одесса. Высшие женские курсы. Г-же Антоновой. И что это за неопределенный адрес! Прибавлено: кажется, ее зовут Марией!

 

217. М. П. Сажину,

8. VIII. 16.

Дорогой Михаил Петрович.

Три недели, если не больше, назад я послала в контору письмо, прося выслать мне «Галл[ерею]
Шлис[сельбургских] узников», за которую будет уплачено (с пересылкой) вами. Мне это нужно для подарка. И, вот, до сих пор не получила! Пожалуйста, исполните эту просьбу, наведя предварительно справку, не послали ли, и книга не дошла? Деньги заплатите, сколько следует, а вам их передаст или Ольга, или Лидия

Куприянова], кот[орой] наша Лиденька должна была для а того дать 3 р.—Посылаю подарочек для вас: коробочку сотового меда, кот[орый] вы любите, к чаю. И целую. Я стала чувствовать себя от иода лучше, и начинаю гулять час, полтора. Написала 4 вещицы. Но думаю не спешить печатать, в надежде где-нибудь до печатанья прочесть с благотворительной целью.—Всего хорошего.—Женя писала, что вы собираетесь мне написать. Я очень сочувствую, чтоб вы устроились по своему вкусу и не в полном одиночестве, как это в Финляндии. А Нижегородская губ. вам не подходит? Там есть на желе [зной] дор[оге] «Ройка», где несколько интеллигентов имеют каждый клочек земли и домик. Так, у смотрителя Народного Дома Николая Семеновича Тургенева есть такое «поместье». «Ройка» недалеко от Нижнего по Арзамасской жел. дор. Если захотите узнать что-нибудь, напишите Ник[олаю] Семеновичу], сошлитесь на меня. Быть может, бывают случаи продажи кем-нибудь.

А еще можно собрать сведения о Смоленской губ. Там одни знакомые купили года 2 назад 18 дес[ятин] с усадьбой и поселились. Муж служит чем-то по взаимному кредиту и в качестве служащего имеет возможность найти случай для такой покупки. Он и теперь- каким-то агентом. Их адрес у меня есть—я могу сообщить вам, если нужно, или напишу им сама, чтоб подыскивали.

Со смертью брата1 на меня свалилась забота. По его завещанию мне будут выданы 10 т. руб., кот[орые] он считал моей частью наследства от матери. Со слов Лидии я думала, что он распорядился выдать мне магнезитом; тогда на 10% я могла бы жить. Но в завещании ничего не сказано, и, вероятно, я получу 5 1/2 % военный заем. Жить на 550 р. невозможно, и придется проедать эти 10 т. А я так утвердилась, в мысли, что не трону этих денег и после смерти они пойдут на культурно-просветительные] учреждения в нашем уезде—что мне теперь очень тяжело отступить. А как сделать иначе—не знаю. Моя книга—не закончена, рукописи все за границей. И уцелеют ли??

В.

1 Петра, весной 1916 года

218. М. П. Сажину.

9. VIII. 16, [Из деревни в Орловской губ.]

Дорогой Михаил Петрович.

На-днях я получила «Галлерею». Очень благодарю, а то я думала, уж не пропала ли книга. Поэтому спешу известить вас и контору.

Я живу по-старому. Мимолетное посещение Мих[аила] Васильевича] вывело немного из колеи да кстати, как раз, за неделю до этого от иода я стала чувствовать себя нормально, поэтому мы довольно много гуляли и еще более ели и говорили, как он вам, конечно, уже рассказал. Жене я писала с ним, что не надеюсь быть у вас и, пожалуй, долго не увидимся, если вы поедете в Баку в октябре и, вероятно, надолго. Я же еще не определила свое местопребывание, но Л[идия] Куприянова] мне дала подробное описание Харькова, и я, быть может, отправлюсь на зиму туда, если не удастся что-нибудь лучшее. А, вот, если вам Баку не понравится, и вы нигде не осядете, то не вернетесь ли в Нижний, где работали и где много можете сделать, и Женичке будет работа. Тогда и я бы осталась в Нижнем. Знаете: министерство земледелия дало Обществу] Просвещения] 17 тысяч субсидии, и нижегородцы воспрянули духом, но людей там совсем нет. Обнимаю вас.

В. Ф.

 

219. М. П. Сажину.

17. VIII. 16.

Дорогой Михаил Петрович. Недавно послала открытку Женичке на дачу, где извещала и о получении вашего письма. О получении «Рус[ских] Зап[исок]» и «Галлереи» извещала еще до этого. Если бы к вам зашел инженер Аитов в контору, то направьте его к Ольге непосредственно или через вас с его поручением. У меня нового ничего нет. Чувствую себя удовлетворительно, гуляю, пишу. Но погода неустойчивая и дожди усердно доливают. Я останусь здесь с барышнями1, вероятно, не позже октября; они думают 1-го, а в прошлом году зажились до 10-го.

1 Володиными, у которых я гостила.

Для меня это поздно: мне надо съездить в Нижний, пока не наступила глухая осень, чтоб управиться с моими вещами, оставленными там. Беда—быть кочевником и не иметь под рукой всегда всего нужного.

Обнимаю вас. В.

Я все мечтаю выручить из Выборга мою корзинку с вещами (книгами, альбомами), за которыми когда-то Женя неудачно ездила. Как-нибудь составлю письмо на немецком языке к той даме, которую я тогда указывала. Она другого языка не знает, а живет в Гельсингфорсе, служит в Turisten Bureau. Я пришлю его вам, чтоб из Мустамяк вы послали, и попрошу ее в письме выручить как-нибудь мое добро и отослать по железной дороге к вам на дачу, где их и сохраните. Там для посторонних ценного ничего нет, но лично для меня—есть; разные мелочи, подарки, которые я хотела бы сберечь.

Сколько раз вы ездили в Гельсингфорс и так легко было бы в Бюро туристов найти фрау Ваденстрём и разузнать про вещи. Да я каждый раз не знала об этих случаях.

Собралась и успела написать письмо к Ваденстрём в Гельсингфорс. Прилагаю его и прошу отправить из Мустамяк. Положите его в конверт и надпишите адрес, поправив правописание в нем, если названия пишутся не так.

Helsingfors.

Turisten Bureau.

Frau Bsrtha Wadenstrom.

Лучше заказным. Прилагаю марки. Письмо (к вам) будет опущено в Москве.

 

220. М.В. Новорусскому

23. VIII. 16.

Холод смертный, милый Миша. Ветер так и рвет, и рука коченеет. Вчера я с Мар[ьей] Ник[олаевной] сделала громадную прогулку: два раза через реку проходили по камням, едва найдя место для переправы; три раза нас мочил дождь и небо было похоже на западе на громадное тусклое зарево; возвращались в гору, глинистая почва размокла, раза три останавливались, поливаемые дождем. Когда вернулись, Соф[ья] Ник[олаевна] задала нам гонку, а я, переодевшись, как легла (было 7 1/4), так и заснула до следующих 7 ч. Последствий не обнаруживается—стало быть, я здорова.

Вашу открытку и список Насекомых мы получили, Соня благодарит и обе сестры вам кланяются. Они были в полном восторге от встречи с вами, и теперь мы часто вас вспоминаем, сожалея лишь о краткости посещения. Привезенная вами хорошая погода побаловала нас недолго, и было много дождя и даже бурный ливень за последние дни. Из новостей замечательно рождение 9 щенят у собаки Затейки. Теперь она уж их кусает, если они хотят попить молочка, бегают уже по двору, самой разнообразной масти: белые, черные в белых перчатках и носках, бланжевые и волкообразные—доказывая, что мать придерживалась полиандрии. Сегодня я очень забавлялась, играя с ними, любуясь их братскими свалками между собой.

Целую вас и Полю. Привет хозяину «Лесного»1.

1 А. Ф. Волкову, имевшему домик в Лесном (муж сестры нашего Поливанова).

(Воронец.)

 

221. Н. А. Морозову.

23. VIII. 16. Воронец, Елец. у.

Дорогой Ник! Твою книжку об уничтожении дороговизны я получила, но боюсь и приступить к ней, п. ч., как астро-физика, тебя не очень должна занимать дороговизна, относящаяся больше к Ксении и ее подчиненной, и я боюсь, что не соглашусь с тобой, как не могла согласиться с тем, что войны, истребляя храбрых и сохраняя робких, способствуют усилению пасифизма. Нашши-ка нам, как ты и Ксаня провели эти месяцы, и когда будете вы в Москве. Мы останемся здесь до октября, а дотом мне придется съездить в Нижний, где я оставила все зимнее платье. До этого или после этого я могу пробыть 3 недели в Москве и оч[ень] хотела бы тогда увидаться с вами обоими. Теперь в Москву переехала и Анна Павловна Корба, кот[орую] я люблю.— Я два первые месяца чувствовала] себя нехорошо, но лечение иодом меня поправило, и с 1 авг[уста]—я попрежнему. Приезжал на 3 дня Мих[аил] Васильевич], и все мы были чрезвычайно рады ему. Барышни очарованы им, как и тобой. Трогательно это отношение ко всем нам. За это время я написала 8 небольших глав и еще надеюсь написать 3. Только не ко времени это и верно будет лежать. Кое-что удалось. Рада была бы познакомить тебя с моим писанием, но все мы живем врозь и не выходит настоящего общения и взаимопомощи. Крепко целую тебя и Ксению. Барышни оч[ень] кланяются. Напиши же, просим тебя и Ксению.

Твоя В.

 

221. М. П. Сажину.

25. VIII. 16.

Дорогой Михаил Петрович и Женя.

Ваши письма вчера получила и была рада им. Недавно я послала вам письмо со вложением письма к Ваденстрём в Гельсингфорсе, прося ее ответить на адрес Жени на дачу о моих вещах, которые Женя как-то пыталась разыскать в Выборге. Если она напишет, прочтите, пожалуйста, ее ответ и затем перешлите его мне сюда—я здесь останусь до октября. Если мои вещи не продали, то я просила выслать их по железной дороге на дачу на имя Жени. Я упустила из виду, что надо было оповестить об этом вас, в письме, раньше посланном. Боюсь только, как бы не запоздал ответ Ваденстрём, но ведь на почте в Мустамяках вы верно оставите свой адрес. За пересылку вещей надо будет заплатить. Сколько придется—я возмещу, как только вы напишете. С Лид [ией] Купр [ияновой] мои 3 р. были посланы для расплаты за "Галл[ерею]".

Целую и обнимаю вас обоих. В Смоленске я напишу. Я очень рада: я чувствую себя от лечения иодом совершенно так, как было в Нижнем. Значит, смогу еще работать и заниматься бескорыстной суетой. Сегодня посылаю Миролюбову обещанную ему рукопись: «Материнское благословение».

Для «Ежемесячного журнала» Миролюбова.


222. М. П. Сажину.

4. IX. 16. [Москва.]

Дорогой Михаил Петрович. Я сейчас получила вашу открытку от 1. XI, что все стоит еще неопределенно. Между тем скоро надо уже уезжать (вероятно 9-го). Я хочу просить вас телеграфировать Лебедевой, если будет определенный ответ в положительном смысле или в отрицательном,— чтоб мне не быть в неизвестности. Потом сосчитаемся за телеграмму и за посылку. Ее я получила вчера. Женя— неужели теперь проедет, не дав знать о себе, не заехав на несколько часов хотя бы? Я, кажется, не писала вам, что читала литераторам несколько глав воспоминаний, написанных этим летом. Получила самые лестные отзывы, и у меня выпросили 4 главы для сборника «Слово» с платой 400 р. за лист. Всем очень нравится в такой мере, что я чувствую себя вполне удовлетворенной. Горло у меня все болит—вот уже месяц, но я не обращаю внимания. Как ваше здоровье? Я все думаю, что на вас наложила еще заботу сношений с Килевейном1, и, быть может, вам трудно. Да прямо не к кому кроме вас обратиться и очень уж хочется покончить с этим делом. Такая канитель! Обнимаю вас и целую, и благодарю. В.

1 В Нижнем-Новгороде присяжный поверенный, земец. Речь идет  о хлопотах в департаменте полиции, чтоб дали мне свободу передвижения.

 

224. М. В. Новорусскому.

12. IX. 16. Воронец.

Милый Мита! Жена Антонова, кот[орой] я написала на женские курсы в Одессе, мне не ответила. А я вспомнила, что Антонов застраховал свою жизнь в том обществе страх[ования] жизней, в кот[ором] имел какой-то интерес Стародв[орский]. Было бы важно узнать, платил ли он страховку и будет ли премия: она обеспечила бы его сына. Очень важно узнать это. И я думаю, что вы сможете и сумеете сделать через кого-нибудь. И еще хорошо бы, чтоб Поля написала ей. Неужели нет никакого другого адреса? Я думаю, она уехала из Одессы.

Весь наш дом заинтересован вашими проектами о свидании 5 сентября и вообще какими-то оптимистическими планами насчет меня. Мы живем и чувствуем себя попрежнему. Только погода бывает порою удручающая, но последние дни прекрасные—солнце, тепло и воздух чудный. У меня 9 глав уже в 2-х экземплярах, и еще есть 3 черновика, кое-как написанные. Все вам кланяются, а я целую. Всего хорошего! Я вам писала, что до октября мы здесь останемся. А там я съезжу в Нижний.

 

225. М. В. Новорусскому.

21. IX. 16. [Воронец.]

Милый Мита! Письмо ваше получила: стихи произвели фурор, и Марья Ник[олаевна] тотчас же переписала их. Барышни удивляются, что такой поэт нигде не печатается!

Относительно неопределенности—надо было ожидать этого. После 5-го бывает 10-е, потом 20-е и т. д. Извещать вас я во всяком случае буду о своих переездах. А три недели в Москве я думаю пребывать у Веры Дм[итриевны], кот[орой] и можно писать. После 1-го поеду в Нижний за зимним платьем, как уже писала вам, а в Москву уже потом. У нас погода стоит холодная: 20-го выпал снег. Я оч[ень] люблю первый снег, и так радостно было проснуться и дивиться белизне и свету. Еще и 21 [-го] лежит кое-где снег, в тенистых местах. Но Соня в отчаяньи и ворчала: ее уж сильно тянет в лабораторию.

У нас тишина прежняя, только природа имеет жалкий вид; лишь изредка красный денек выпадает. Именины мы справили роскошно: жаль, что вас или других друзей не было. Мы, три, ели, пили, тосты возглашали. Соню я поздравила во-время. Завтра перепишу последнюю главу здесь, и зашабашу на неопределенное] время. Не умею писать на людях, а теперь голубая комната и терраса необитаемы.

В.

Обнимаю вас и Полю.

Соня каждый день кричит: «В Москву, в Москву!», как кричали «Три сестры» Чехова. Обе—вам кланяются.

 

226. М. В. Новорусскому.

1. X. 16. [Воронец.]

Дорогой Миша. Я прозевала послать во-время вам маленькое поздравленье. Софья Ник[олаевна] за это упрекала меня жестоко, выставляя, что вы никогда не пропускаете моих высокоторжественных именин. А мы справились по календарю, п. ч. я не помнила точно, когда в крепости был ваш день. Мы до сих пор еще не выехали, как видите. Это будет, д[олжно] б[ыть], 6-го. Марья Ник[олаевна] заболела чем-то в роде инфлюэнцы неделю тому назад. Теперь перестала кашлять, но мы ее еще не пускаем на воздух, п. ч. откладывать отъезд оч[ень] не желаем. Соф[ье] Ник[олаевне наскучило без зоологич[еской] препаровочной она только и говорит об аксолотлях, личинках ля-II, цилиндрах, красках. И иногда выходит пресмешно, п.ч. среди заказов кушанья вдруг вырывается после форшмака: хорошо в маленький цилиндрик положить нервную систему лягушки...

Погода здесь отвратительная. Лес шумит день и ночь от не итого ветра, дождь каждый день льет из ведра и т. д., так что и выходить не хочется. Листья все пожелтели, частью унесены ветром. Молотьба хлебов кончена, только картошка, по случаю дождей, не вся выкопана, а пашню под яровое и не начинали. Лид[ия]
Ник[олаевна] сообщает о своем Никифорове гораздо менее утешительные вести. А мяту она проклинает не меньше, чем кляла ее я, и на будущий год отказывается ею заниматься. Она продала лист по 16 р. пуд и за вычетом обработки остается 16 р., не считая своего труда, земли и обзаведения. А хлопот и возни с сушкой видимо-невидимо.

Из газет я с горестью увидала, что Вас[илий] Ив[анович] Семевский умер; послала мал[енькую] записку Елиз[авете] Николаевне]1 с выражением сочувствия.

1 Водовозовой, жене В. И. Семевского,

Вчера Вера Дм[итриевна] пишет, что Лопатин спрашивает о моем согласии на подпись под сочувственным заявлением (или признательностью) по поводу его забот о наших товарищах. Конечно, я согласна, можно ли сомневаться в этом? Пожалуйста, телефонируйте Лоп[атину], а я его адреса не знаю, забыла улицу.

Из Москвы сюда идут тревожные вести о невозможности найти провизию и невероятных ценах. Все спрашивают, как можно будет жить дальше? Может быть, поэтому я уже 2 дня ремонтирую свой костюм, прибегая ко всевозможным портновским ухищрениям, и с горестью смотрю на все свои платья, сшитые узкими, что уже оставлено модою.

Если увидите Луку, то передайте ему мой привет и что я помню его; часто вспоминаю,- а если не пишу, то потому, что мало материала для писем.

Обнимаю вас. Будьте здоровы и Поля тоже. Барышни кланяются. Приехал ли Николай? На похоронах
Вас[илия] Ив[аповича] его не было. Отсюда, вероятно, я уже не буду писать. А вы пишите, соображаясь с 6-м окт[ября], Вере Дм[итриевне]. —В Нижнем я не задержусь.

 

227. М. В. Новорусскому

19. X. 16.

Дорогой Миша! Вот я и в Москве. В Нижний съездила, и теперь осела на предполагаемые 3 недели. Со мной вот что произошло. В Нижнем я виделась с Килевейном (бывший депутат). Он друг и брат Протопопова, и я просила его переговорить с Протопоповым и дала прошение о снятии с меня административного ограничения в местожительстве. Килевейн знаком и с Сажиными, и я напишу им, чтоб они осведомлялись; а мне он обещал сообщить не ранее 27 ок[тября] о результате. Будет говорить и с товарищем министра— Бальцем, с кот[орым] хорош. А из Харькова еще ничего не имею, кроме обещания искать комнату и что цены высокие. Если они 60—80 р. за комнату, то нечего и ехать туда: больше 100 р. в месяц я тратить не могу.

Теперь черед за вами: сколько сроков уже прошло— обещания-то трудно исполнять в известных делах. Не знаю, и Кил[евейн] сделает ли что в смысле успеха.

А мне уж надоело бездомовье и все более и более путаешься в планах и предположениях.

Сказка о трех дорогах: по одной—людей нет; по другой—комнаты не найдешь; по третьей... что по 3-ей—неизвестно.

Целую вас и Полю. Верочка,

Брат Коля хотел быть здесь скоро и в Петрограде, конечно.

Я уже побывала на концерте Кусевицкого и слышала скрипку Пресса. Уже года 3 не слых [ала] музыки, и, странно, особенного впечатления не вынесла. А ангину получила и сегодня чувствую себя нездоровой. Как раз горло-то мне теперь и нужно, когда можно повидать людей, а то в деревне я уже тяготилась слишком большим уединением.

Всего хорошего!

Перья и чернила у Веры Дм[итриевны]из рук вон плохи.

 

228. М. П. Сажину.

21 или 22. X. 16. [Москва].

Дорогой Михаил Петрович. Сейчас получила письмо от Ольги; значит, Женя уже в Грозном, и до 8 ноября, когда кончается срок моего 3-х недельного пребывания в Москве, я остановилась у Веры Дм[итриевны] (Пречистенка, 30); на нее и можно писать мне. Съездила в Нижний, вещи оставила у прежней хозяйки; повидала всех. Узнав, что Килевейн друг и брат с министром внутренних] дел Прот[опоповым], я вызвала его, и поручила переговорить с министром о снятии с меня административно наложенных ограничений о месте жительства и дала прощение на имя министра для передачи. Теперь все дело в том, чтоб Килевейн, уехавший в Пб. 18-го, исполнил все, что обещал. Он хорош и с Бальцем, товарищем мин[истра] вн. д[ел]. Обещал говорить и с ним. К сожалению, я Пока еще не знаю, в какой гостинице Килевейн останавливается. Кажется,упоминалась«Ливадия». Я хочу просить вас как-нибудь повидать его и поспрашивать, чтоб дело не откладывалось. Получив его адрес, пошлю вам открытку. Просила Килевейна и снестись с Колей. Коля сегодня телеграфировал Анюте1, чтоб она и Сериков2 пришли на вокзал в 11 ч. с чем-то; но вечером или утром, не сказано.

1 Вдова брата Петра.

2 Домовладелец, у которого брат нанимал квартиру.

Видимо, не заедет сюда. Однако Анюта поехала сегодня утром, а Сериков не мог, и не знаю, увидятся ли. Во всяком случае у Сер[икова] дело, кажется, серьезное, и если не сегодня, то Коле придется приехать нарочно сюда. Вас же прошу по получении этого письма сообщить Коле немедленно о моем обращении к министру через Килевейна и что тот будет телефон[ировать] по этому делу, чтоб действовать с ведома Коли и сообща.

Мое положение неопределенное—не знаю, куда деться? Не хочется в Нижний, я там была одинока и нового ничего не увижу там. Собираюсь в Харьков. Однако, говорят, комнаты стоят там 60—80 р., и из-за этого, если верно, он будет недоступен. Бездомовье очень тяготит и надоело, и не знаешь, как устроить свою жизнь.

Нет под рукою карты, как едут в Грозный. Должно быть, на Москву? Не увижусь ли с Женей на возвратном пути ее?

Приехав, простудилась: горло, голова, насморк. Уж 3 дня не выхожу. Очень досадно: хотела с Верой Дм[ит-риевной] вчера быть в женском клубе и не могла. А завтра едем к Озаровской, котор[ая] будет читать свое ненапечатанное произведение у себя дома в присутствии артистов Худож[ественного] театра и нескольких литераторов. Обнимаю вас. В. Ф.

Напишите мне адрес Жени. Всего хорошего!

Была на концерте Кусевицкого. Музыки не слыхала года 3!

 

229. М. П. Сажину.

25. X. 16.

Дорогой Михаил Петрович.

На-днях я писала вам на дом—верно, вы получили. В дополнение сообщаю, что Георгий Роберт [ович]
Килев[ейн] останавливается в «Северной Гостинице» подле вокзала Николаевского. Я оч[ень] надеюсь, что вы окажете услугу и либо заманите его к себе куда-нибудь или посетите его и по телефону поспрошаете. Я оч[ень] заинтересована, чтоб не откладываюсь хлопоты. Он обещал ответить к 27— 28. Пробудет в Петрограде до 1—2 ноября. И Коле сообщите об этом адресе. В письме я просила вас Коле передать—я ему не писала, а Анюта его не захватила на поезде. Я простудилась и чувствую себя нехорошо. Так некстати! Пожалуйста, постарайтесь с своей стороны узнавать о ходе дела. Обнимаю вас.

 

230. М. П. Сажину.

27. X. 16.

Дорогой Михаил Петрович. Вышлите, пожалуйста, сейчас же посылочку до 7 ф[унтов] моих стихотворений Вере Дмитр[иевне] Лебедевой (Пречистенка, 30). Стоимость пересылки я вышлю вам марками в письме, а сейчас тороплюсь послать открытку. Я вам писала, что Килевейн останавливается в «Северной Гостинице», против Никол [аевского] вокзала. Оч[ень] хорошо бы вам посетить его по моему делу. Напишите, пожалуйста, мне, что и как, вы и Женя. А я из-за неопределенности и неизвестности не прекращаю Поисков комнаты в Харькове. Пришлите мне адрес Жени—я ей напишу. А хорошо здесь, в Москве. Воздух другой, чем в Нижнем, и люди ласковые, ласковые. Сегодня иду на «Сказку о царе Салтане», потом на большой балет и концерт в субботу в Большом театре. А горло болит и насморк не прекращается. Да и к зубному врачу пришлось обратиться. Обнимаю вас.

«Задруга» брала у вас на складе книги, но почему-то им не отпустили моих стихотворений]. Мельгунов вам напишет.

 

231. М. П. Сажину.

7. XI. 16.

Дорогой Михаил Петрович. Вашу пессимистическую открытку получила. Делать нечего—приходится и еще терпеть. Но я 9-го уезжаю, мне уже наняли комнату, но в депеше адрес ее не обозначен. Как только приеду, напишу вам. Женя, к моему огорчению, ни в воскр[есенье], ни сегодня не приехала в Москву, а у меня уже взят билет, ждать я не могу, а в воскр[есенье] от нее была открытка, что она остановится на день и заедет к Анне Ивановне. Я вчера видела Василия Алексеевича2; он взял мои рукописи с тем, чтоб решить, берут ли они их (Архангельск и Нёнокса). Язык не повернулся спрашивать о плате. «Слово» дает 400 р. за лист за те главы, кот[орые] я им прочла, а если дам главу «Настроение в Неноксе», то за лист 500 р. Я не хотела выхватить эту главу из того, что может взять редакция «Рус [ских] Зап[исок]>>, п. ч. эта глава самая сильная, но не спросила, сколько "Рус[ские] Зап[иски]" будут платить. Вы как-нибудь дипломатически спросите после того, как они прочтут—быть может, и не понравится в достаточной степени. Если они не будут печатать, то рукописи надо будет вернуть мне, но главу «Настроение в Нёноксе» отослать Викентию Викент[ьевичу] Смидовичу. Москва, Девичье Поле. Божениновский п., д. 27, кв. 4.

1 Вдова брата Петра.

2 Ошибка—Алексей Васильевич Пешехонов, редактор «Русского Богатства», а при перемене названия—журнала «Русских Записок».

А еще лучше в редакцию «Слова», но адреса нет под рукой у меня.

Говорят, вы именинник завтра. Обнимаю вас и поздравляю.

 

232. М. П. Сажину.

14. XI. 16. [Харьков».] 1

Мне было запрещено житье в местностях, объявленных на военном положении (или охраны); Харьков был из числа запрещенных, но я все-таки поехала туда.

Дорогой Михаил Петрович. Я попала в очень скверное и неприятное положение. Мне телеграфировал Бычков, что комната нанята. Она оказалась из рук вон плохая (я отказалась от нее), прямо стыдно в ней жить и нельзя никого принять, и улица грязная, отвратительная: вся мелкая галоша погружается в грязь. (Город, вообще, говорят, славится грязью). Третьего дня и вчера я ходила 4 часа с одной дамой в поисках, и ничего нельзя было взять. Есть хорошие комнаты по 70 р., а в 40 р. отвратительные, с кроватью, 2 стульями и маленьким столом. Ни шкапа, ни комода и несимпатичные хозяева; самовара не дают, а кипяток в чайник. Обеда не дают. Я не знаю, что делать? Уезжать? Но куда? В Яросл[авль] —где нет опять ни души знакомых? В Нижний— обременять опять каких-нибудь знакомых и чувствовать, что стесняешь их,—и искать, искать без конца! Конки и трамы здесь так переполнены, что стоишь полчаса; города не знаешь, а я еще к тому же так плохо ориентируюсь вообще, и не соображаю, где сесть и куда ехать—в какой конец, а помочь некому, п. ч. единственный знакомый занят и стар, а его жена все жалуется на ноги. В довершение неприятности Б[ычков] почему-то воображает, что я здесь буду белой вороной для всякого, с кем буду в соприкосновении. А о  И. Белоконском слагается такое мнение у меня, что как в деле нахождения комнаты, так и во всем остальном он будет бесполезен. Я могу жить среди друзей только в Москве и не обращать там внимания на себя. А главное не стеснять других, стесняющихся моей особой.

Такая нелепая, неустроенная жизнь. В одном городе не знают куда посадить и страдаешь от излишних знакомств; в другом—не знаешь, как сыскать приют и помощь. Напишите мне, пожалуйста, о свидании
Кил[евейна] с Бальцем и еще о том, прочел ли Пешехонов мои рукописи. Мне надо знать поскорее о будущей судьбе их. Пишите вы и Женя на адрес: Людмиле Михаил овне Городенской. Старо-Московская, д. 63, кв. 21. Харьков. Я напишу вам еще завтра или послезавтра, высылать ли рукописи сюда, п. ч. положение мое таково, что могу и выехать. В случае решения обо мне в Пб. [Петербурге]—телеграфируйте, пожалуйста, и я уеду. Прошу Женю написать мне. Обнимаю вас и ее.

В.

Я очень устала за этот месяц и вот теперь еще эта передряга здесь с комнатой и пр.

Что Колины дети? Обдумайте, дорогой Михаил Петрович: надо или нет сейчас просить Колю предпринять хлопоты или надо ждать? Смотря по обстоятельствам, поступите, а я еще не пишу ему о моих злоключениях, чтоб не напутать и не осложнить. Морозов читает здесь 27 ноября лекцию—в «Южном Крае» есть объявление. Выписав адрес для писем, разорвите этот мой крик.

 

233. М. В, Новорусскому.

14. XI. 16. [Харьков.]

Дорогой Миша. Нахожусь в Харькове в самом удрученном состоянии. Заехала, надеясь, что местные люди встретят, как друга, и устроят, и помогут ориентироваться, и не нахожу решительно ничего; не имею комнаты и тщетно ищу вот уже несколько дней, и перспектив почти никаких. Есть в 70 р., но я считаю неудобным в такие итти.—Килевейн не мог добиться свиданья с Протопоповым и должен был передать прошение Бальцу. О ходе эт[ого] дела вы всего лучше можете узнать у Мих[аила] Петр [овича].

Если захотите написать, то так:

Старо-Московская, д. 63, кв. 21. Людмиле Михайловне Городенской (внутри обращение ко мне или для В. Н.). Здесь грязь, довольно холодно, а внутренне крайне неуютно. Но я не знаю, где кроме Москвы я могла бы найти подходящие условия. В Яросл[авле] такая глухость и ни одного знакомого; в Нижнем—все исчерпано и тоже приюта не найдешь. В Казань—-оч[ень] неохота. Была в Москве, где баловали, и попала в такой контраст, что просто «ох»! Привет Поле.

Обнимаю вас. В.

 

234. М. П. Сажину.

2®. XI. 16

Дорогой Михаил Петрович. Я получила ваше письмо и 2 книги. Большое спасибо, Относительно Кил [евейна]—не может быть и речи о подписках или частных письмах аналогического характера. Я считаю это прямо унизительным. Жаль, что Кил[евейн] не отклонил этого сразу.

От Жени я тоже получила письмо. Там она пишет о перспективах Коли, но ее письмо датировано 15-м, оно раньше вашего написано.

А я пребываю в таком неказистом положении, в каком еще не была. Город переполнен. Комнаты в 40—50 р., сколько-нибудь порядочной отыскать не могла (есть в 70 р.). Заняла на Залковской, д. 98, кв. 23, но прямо невозможно оставаться. Тюфяка нет—я купила; комода и гардероба нет; самовара не ставят; у хозяйки 3 стакана, так что свободного пользования ими нет; умывальника нет; вода в квартире бывает только 2 раза в день! Горничная-кухарка, девица 15 л., грубая, глупая, неумелая и неуклюжая и неуслужливая и не хочет ничего делать. За обедом приходится посылать и за 50 коп. имею микроскопический кусочек мяса и тарелку супа—хлеба не дают. Ну, да еда для меня всегда второстепенная вещь, а главное—хозяйка кричит весь день на служанку, резко, грубо, и я слышу сейчас, что она завтра ее увольняет. Значит, даже без прислуги останется!

Комната сама по себе беленькая и пол хороший, но в первую ночь напало 150 клопов и пришлось гадать, кто и что виной? Тюфяк выбросили на балкон (он новый, но заподозрен); кровать железную обваривали ночью кипятком и жгли спиртовкой; стены осматривали, а клопы по платью, которое висело на железе кровати, Шли целой ротой. 4 месяца они не ели и обрадовались закуске. Ночь пролежала на железной сетке, покрыв ее пледом—подарком Коли. Исследование убедило, что они гнездятся, невидимому, в комнате, но, к счастью, с голоду они все пришли на угощенье и в эту первую ночь были переловлены на простыне и пр. Теперь только отдельные мародеры бродят, растерянные, по обоям!.. История! В поисках за комнатой я так падала духом от безобразия жилищ (голая комната, с кроватью, 2 стульями и столиком 40—60 р. и несимпатичными хозяевами), что хотела уезжать. Но куда? В Нижнем—тоже ничего не найду, в др[угие] места—нельзя. Думала уж, не отправиться ли искать комнату в Сибири?

Здесь кое-кто принял участие, но все поиски тщетны: все жмутся—поотдавали давно лишние помещения в наем. Я в роде беженки, да и впрямь—ведь Вильна в руках немцев, и, вот, я попала в водоворот переселения народов.

Вы ничего не сообщили о моих рукописях—а мне важно знать, п. ч. книгоиздательство писателей очень желает получить главу: «Настроение в Нёноксе». Я писала вам в открытке об этом. Верно, вы получили. Обнимаю вас, целую Женичку. Напишу ей потом. Ох, ох—жизнь! Обширен мир, а тесно.

Такого нестроения жизни еще не видала.

В.

 

235. М. В. Новорусскому.

3/XII. 16. [Москва.]

Дорогой Миша. Сегодня вечером еду в Петроград из Москвы и в воскр[есенье] буду у брата. Быть может, на радостях и вые супругой приедете. Чтоб меня не исчерпали до вас, надо не очень поздно, но не знаю, удастся ли собрать сестер и сразу рассказать мои приключения (что было бы очень желательно). Не знаю, есть ли у вас телефон? Вы лучше сами спросите по телеф[ону] брата, к какому часу будут сестры. После 12—1 час [а] я и сама вам отвечу, поезд мой кисловодский.

Обнимаю. В.

 

236. М. П. Сажину.

8. XII. 16. Петербург.

Дорогой Михаил Петрович.

Я условилась при свидании с Пеш[ехоновым] и Мякоти[ным] просмотреть мою рукопись (3 тетрадки) в течение 3-х дней и через вас передать в контору Для сдачи в типографию для декабр[ьской] книжки «Р у с[ских] Зап[исок]». Я сделала обещанное и теперь посылаю вам для исполнения.

С рукопожатием. В.

С Колей я говорила о Федорове, и завтра мы предпримем шаги. 

 

237. Н. П. и Е. В. Куприяновым.

11. XII. 16. [Петроград.]

Дорогая Наташа и дорогая тетя Лиза! Вы имеете полное право быть недовольными, что я так долго не писала вам. Но из Москвы я поехала в Харьков, не имея там друзей и лишь одного знакомого, и там 10 дней была в нерешительности, что мне делать. Многие обещали искать мне комнату, я сама дня 4 ходила в поисках с лестницы на лестницу, но можно было притти в отчаяние: были хорошие за 75 р. в месяц и отвратительные, прямо некультурные—за 40. В одном месте дала задаток, и пришлось потерять его; в другом—взяла, но без тюфяка на кровати, без самовара, с хозяйской кухней, кот[орую] топили 1 раз в неделю, и где хозяйка через 2 дня прогнала прислугу, и где на меня в первую же ночь напало 150 клопов. К счастью, они все пришли зараз после голодухи поесть, попить на моем теле и были все арестованы, потоплены, сожжены, и потом уже жалкие единицы изловлены на стенах. Была и без обеда, потому что купила судки, но некого было уж посылать. Словом, натерпелась.

И это было уже на 11-й день, а то я накануне предполагала уезжать. Но куда?? В Ярославль? В Нижний? В Казань? Подумайте, тетя! В Казань даже думала ехать!!! Не поехала и попала в клоповник. Как вдруг —телеграмма от Коли, чтоб я ехала в Петроград! Но приехал в Харьков читать лекции Морозов, и я повременила, чтоб его послушать. С этих дней повалило счастье, так меня везде принимали и приветствовали, прямо словом не сказать, пером не описать. Поэтому целую обеих и обнимаю. Наташа! Пошли отчеты общ[ества] нар[одных] университетов]: Харьков, Ветеринарная, 26. Х[арьковское] о[бщество] грамотности. Они должны выслать тебе свои. Интересно.

 

Письма к Б. И. Семевскому1.

1 Копии этих писем были получены, когда книга уже печаталась. Вследствие этого, пришлось поместить их в конце книги.

1. II. 16. [Из Нижнего.]

Многоуважаемый Василий Иванович.

Спешу ответить на ваше письмо от 27. I. Я не могу взяться за статью, о которой вы пишете. Ведь я—не литератор, не исторический исследователь, и кроме того 22-летнее отсутствие из жизни не позволило мне быть живым свидетелем того периода, когда революционное движение сделалось массовым. Это не дало бы мне возможности согреть изложение личными впечатлениями.

Я принимаю здесь участие в обществе распространения народн[ого] образования в Нижегородской губернии. Дела его плохи, хаотичны, страдают от безлюдья и безденежья. Мне приходится делать много черновой2 работы и очень часто сердиться на чужую халатность и бездеятельность.

2 Черной, вероятно.

Но, позволяя себе сердиться, приходится являть пример общественной дисциплинированности. Поэтому я очень занята. Где уж тут думать о литературном труде!

Это по поводу вашего предложения. А теперь о другом— о биографии Грачевскаго и других.

Быть может, редакция «Голоса Минувшего» не знает, что я меньше 125 р. (в крайнем случае 100 р.) за лист взять не могу. Когда их взял у меня Якубович для «Гал[лереи] Шлис[сельбургских] узников», то мне было выдано 300 р. и я желаю их возместить.

Если редакция хочет и может так платить, то я вышлю биографию и попросила бы вас по напечатании деньги получить и внести, куда следует, как вам это известно1.

1 Шлиссельбургский комитет, председателем которого был Семевский. Получив из редакции «Галлереи Шлиссельбургских узников» 300 р. за (ним биографию Грачевского, которая не была напечатана, я хотела возместить эти деньги, отдав их в Шлиссельбургский комитет.

Если же нет,—то пусть лежат они до времени. Когда я буду печатать воспоминания, все биографии могут войти в одну книгу с ними.

Кpoмe того, многоуважаемый Василий Иванович, мне кажется, что биографии Тригони и Панкратова в настоящее время даже неудобно печатать, т[ак] к[ак] они живы. Я чувствую какую-то неопределенную неловкость в этом. На первых порах, когда мы вышли, это как-то не чувствовалось. Но теперь?? Как вы сами об этом думаете?

Буду ждать вашего ответа по поводу всего написанного.

С рукопожатием вам и Елизавете Николаевне2.

2. Е.Н. Водовозова—жена В. И. Семевского.

В. Фигнер.

II

8. VII. 16.

Многоуважаемый Василий Иванович.

Мне кажется, я виновата перед вами. Я, как-будто, не ответила вам на последнее письмо по поводу биографии Грачевского. Но это потому, что я рассчитывала скоро выслать ее. Я встретилась с племянником
Грач[евского], и он обещал мне сообщить о дяде все, что знает, и добыть карточки его. Из рассказа я не могла почерпнуть ничего сколько-нибудь существенно дополняющего, а карточек никаких не получила. Итак, все осталось попрежнему, кроме выраженного племянником удовольствия, что биография рисует Михаила Федоровича в том виде, какой кажется истинным для родственника, очень чтущего память покойного.

Но мне все время казалось, что надо бы иначе, проще, описать последний акт его жизни; однако я так и не решила, как переделать, и все осталось, как было, как вы читали. Поэтому, я думаю, не стоит посылать рукопись вам, а сдать ее прямо в редакцию «Голос Минувшего». Если вы одобрите—так и сделаю, потому что вам все равно придется написать мне, многоуважаемый Василий Иванович. Дело в том, что мне необходим адрес П. Л. Антонова, и вы, конечно, его знаете. Он умирает от рака пищевода, и мне хотелось бы написать ему несколько слов. Адреса же я не знаю. Мне передали, что он в Одессе и нуждается. Ольга Николаевна, сестра моя, сообщала, что из Пб. [Петербурга] ему было послано кое-что и сверх нормы, но, вероятно, немного. Вероятно, из его огородов ничего не вышло.

Мой адрес: Елец, Орловской губ., имение Володиных.

Я живу в деревне у этих друзей моих. Они (две барышни) выписывают «Гол[ос] Мин[увшего]», и мы вслух читаем с большим удовольствием «К свету» Елизаветы Николаевны. Вообще, мне лично никогда журнал этот не казался таким интересным, как в этом году. Мы прочитываем почти с корки до корки.

Между другими статьями особенное внимание мое привлекла ст[атья] о священной дружине. Нечего сказать—подобралась компания: вор, дурак и путанник, по характеристике автора-соучастника.

Статья Колосова—тоже очень интересна.

Передайте, пожалуйста, Елизавете Николаевне мой поклон. После ее «К свету» я больше узнала как вас, так и ее, и рада, что вижу более ясно ваш облик.

Будьте здоровы.

С рукопожатием В. Фигнер.

Пожалуйста, напишите мне об Антонове и о том, сколько ему посылаете денег, особенно в виду болезни.

А еще просьба: если вас не затруднит—пришлите мне, пожалуйста, устав и все правила Литературного фонда, по которым он действует относительно членов и относительно вкладчиков.

Морозов взял у меня список статей, какие я писала. Это для энциклопедии. Я забыла поместить «Женское движение в Англии» в Первом женском календаре Ариан за 1909 г.

Следующая


Оглавление| | Персоналии | Документы | Петербург"НВ" |
"НВ"в литературе| Библиография|




Сайт управляется системой uCoz